Карантин - Кэти Чикателли-Куц

– Привет.

И лишь тогда хихиканье обрывается, раздается ответ:

– Флора! Мы думали, ты умерла! – И снова еще более заливистый смех.

– Вау, спасибо, – отвечает Флора, а девушки просто смеются.

– Прости, – говорит одна из них. – Мы просто съели кучу пончиков и теперь гиперактивны.

– Может, если нам станет плохо, нас отвезут в больницу, и мы сможем остаться с тобой!

– Это полная ерунда, – отвечает Флора, но девушки смеются слишком громко, чтобы услышать ее.

– Вы зачем мне звоните?

Одна из девушек говорит:

– Заткнись, я не слышу Флору! Что ты сказала, Флора?

Но раздается новый смех, а потом – звук, словно телефон уронили, и одна из девушек кричит:

– Она сунула пончик мне за шиворот!

Снова какая-то возня и, кажется, беготня. Другая подруга произносит, запыхавшись.

– Флора, так здорово, что тебе лучше. Мы собирались приготовить эти пончики к твоему возвращению, но все съели!

Затем раздается крик.

– Извини, что не получилось собрать тебе больше денег. Думаю, людям неинтересно участвовать в создании лекарства от новой болезни. Может, потому что болезнь не уродует лица или типа того.

– Эй, а тебе можно будет целоваться после выписки? Я хочу моно! Вот было бы здорово отоспаться несколько недель и не ходить в школу. Звучит потрясающе.

Флора вздыхает.

– Мне пора. Скоро придет врач.

– О-о-о, врач. Он секси?

– Странный вопрос. Кого это волнует? И с чего вы решили, что мой врач – мужчина?

– Справедливо. Но все-таки он секси? Или она?

Новый взрыв хохота, но на этот раз он резко обрывается – Флора вешает трубку.

Она глубоко вздыхает, потом я вижу ее ноги у шторы:

– Извини, Оливер.

– Все в порядке, – быстро отвечаю, но не знаю, за что она извиняется. Флора говорила: важно уметь слушать, что девушкам это нравится, так что добавляю: – Хочешь поговорить?

Она распахивает штору.

– Ты не представляешь, как.

Ее волосы собраны на макушке в тот безумный пучок, которые девушки, кажется, умеют собирать инстинктивно. Это меня немного смущает. В штанах для йоги и толстовке она выглядит… естественно красивой.

Должно быть, я смотрю на нее слишком пристально, потому что она дергает змейку толстовки и говорит:

– Могу зайти позже, если я не вовремя.

– Нет-нет, вовремя. Оставайся! – Похлопываю по своей койке. Это кажется слишком личным, слишком интимным, но она садится рядом со мной. Ее нога оказывается вплотную к моей.

Я смотрю на наши ноги и чувствую жар.

Флора вздыхает, и дыхание касается моей щеки.

– Извини, что мои подруги – идиотки.

– Тебе не нужно извиняться. То есть это не твоя вина. Хочу сказать…

– Нет, просто мне неловко. Они были такие громкие и такие глупые. Я не знала, вдруг ты пытался… отдохнуть или типа того.

– Все в порядке. Но спасибо.

– Всегда пожалуйста.

– Э-э-э, а ты в порядке?

Флора снова вздыхает, и я так остро осознаю, насколько близки ко мне ее губы. Ее нога все еще прижимается к моей.

– Карантин – вовсе не такой, как я думала, – наконец отвечает она.

– Да? – спрашиваю осторожно.

– Я думала, некоторая дистанция с друзьями и семьей пойдет мне на пользу. Но все стало лишь сложнее и хуже. – Секунда молчания. – Оливер, выразить не могу, как мне жаль, что втянула тебя во все это. – Она хватает меня за руку, а потом быстро отпускает.

– Ни во что ты меня не втягивала.

Флора смеется.

– Лжец из тебя ужасный. Я стопудово втянула тебя во все это. Ты бы не сидел тут, в больничной палате, если бы не я. Если бы я не… – Она замолкает, глядя мне в глаза. – Но, слушай, зато ты заполучил девушку! – Флора мягко пожимает мою руку.

– Точно, девушку.

Мы молчим несколько секунд. Мои мысли разбегаются в миллион направлений, но я говорю:

– Твои подруги не идиотки, они просто мало пережили. Они беспокоятся о тебе, но не знают, как это выразить, и понятия не имеют, через что ты прошла. После смерти отца мои друзья тоже вели себя как идиоты.

Я впервые говорю об отце с Флорой и вообще с кем-нибудь, не считая мамы.

– Соболезную, Оливер, – тихо говорит Флора.

– Все в порядке. Он был придурком.

Флора ничего не отвечает, просто ждет, когда я продолжу.

– Но все же мне его не хватает, – говорю. – Ну не глупо ли?

– Нет. Совершенно нет. Мой папа тоже порой ведет себя как придурок, но мне все равно его не хватает.

– Твой непохож на придурка. А мой действительно им был. То есть на самом деле. Не навещал меня и никак не общался.

Мне должно быть неудобно рассказывать ей все это, но ничего такого нет.

– Ну какой отец даже не звонит своему сыну? – Чувствую слезы на глазах, но не собираюсь плакать перед Флорой.

– Придурок. Ты прав. Но это ведь он придурок, а не ты, ты ведь понимаешь?

Я киваю, испугавшись, что если заговорю, то и вправду расплачусь.

– Хорошо. Потому что ты – совсем не придурок. На самом деле ты очень клевый.

Она отодвигает ногу, и я тут же чувствую, как мне не хватает близости ее тела. Кожа нагрелась в месте соприкосновения. «Она сказала, что я клевый».

– Спасибо, – отвечаю осторожно, не доверяя собственному голосу. – Но мы вроде должны говорить о тебе! Разве ты не за этим пришла?

– Разве? Теперь даже не знаю. Может, не стоит говорить о моих подругах-идиотках и твоем отце-придурке, а лучше обсудить клевых людей?

– Вроде меня? – спрашиваю раньше, чем успеваю прикусить язык.

– Неплохо, – она улыбается.

«Она считает меня клевым».

– Готов поспорить: ты говоришь это всем парням, с которыми сидишь на карантине.

Она смеется, запрокидывая голову, и ее волосы щекочут мне шею.

– Келси повезло, – говорит Флора и резко встает: – Кстати, поскольку я – автор руководства, думаю, вероятно, стоит напомнить всем в сети, что она – твоя девушка. Просто на всякий случай. Команда Келсер, верно?

– Э, верно, хорошая идея. – Но, кажется, это последнее, чего бы мне хотелось. – И как нам сделать это?

– Можем сделать видео.

– Видео?

– Просто чтобы показать всем, что мы с тобой – всего лишь соседи по палате, а Келси – твоя девушка. И как глупо писать Флоривер, – говорит Флора.