СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг. - Ирина Владимировна Волкова

за счет Китая оградить собственные интересы в регионе. Кроме того, разрыв экономических связей с Токио, активно наращивавшим импорт сырья и промышленных технологий, был невыгоден североамериканским деловым кругам677. В результате попытка НКИД в 1935 г. объединить усилия западных держав и США на Тихом океане не увенчалась успехом. В связи с этим Кремль, по-прежнему не отказываясь от идеи обеспечения коллективной безопасности на Дальнем Востоке, начал поиски альтернативных мер противодействия Японии через развитие двусторонних контактов с Нанкином.

В октябре 1935 г. председатель исполнительного юаня Кун Сянси поставил перед советским полпредом Д.В. Богомоловым вопрос о том, может ли Китай в случае конфликта с Японией рассчитывать на получение из СССР военных материалов. 20 ноября 1935 г. Богомолов передал Куну положительный ответ. Но Нанкин и Москва вновь затягивали заключение договора678. Эта медлительность могла негативно отразиться на развитии советско-китайских отношений. По мнению заместителя НКИД Б.С. Стомонякова, «следовало бы избежать такого положения, при котором Чан Кайши и прояпонские лидеры Китая использовали бы наше „нежелание помочь“ как аргумент в пользу уступок Японии»679.

Позиция Стомонякова была небезосновательна. В рассматриваемый период руководство ГМД склонялось к тактике «умиротворения» Страны восходящего солнца, надеясь, таким образом, направить ее агрессию против СССР. В военных и политических кругах Нанкина продолжала циркулировать идея о целесообразности выжидательной позиции как в отношениях с Токио, так и с Москвой. Эта точка зрения нашла свое отражение в статье Лунь Чжаохуаня «Угроза русско-японской войны и тактика, которой мы должны придерживаться», размещенной в официальном журнале морского министерства Китая «Военный флот» в ноябре 1934 г.680

В публикации подчеркивалось, что советско-японская война неизбежна, а подготовка обеих сторон к ней является нескрываемым фактом. В этой ситуации Китай представлялся находящимся «между двумя империализмами: японским и русским»681. Империалистические амбиции Токио автор видел в стремлении к территориальным захватам, а СССР – в продолжении политики царской России, но под прикрытием революционных лозунгов. Лунь Чжаохуань утверждал: «Поэтому безразлично, будем ли мы просить милостыню у Токио или плакать и жаловаться перед воротами Москвы»682.

В данных обстоятельствах автор статьи предлагал придерживаться тактики провокации войны между Японией и СССР, но при этом избежать фактического участия в ней. Заняв нейтральную позицию, следовало дождаться истощения сторон или выхода одной из конфликта и только затем «привлечь Англию и Америку к обузданию победителя, вместе с тем тайно выражать симпатию побежденному, соглашаться на вмешательство с непременным условием возвращения нам наших прав, не останавливаясь перед небольшими жертвами»683. Естественно, что Китай в роли «наблюдателя за войной» не был выгоден для Советского Союза.

Тем не менее НКИД по-прежнему не стремился форсировать контакты с Нанкином. 2 сентября 1936 г. Богомолов писал Стомонякову о желательности заключения с Китаем пакта о взаимопомощи. Однако он указывал, что внутриполитическая обстановка в Китае слишком неясная, чтобы идти на этот шаг. Богомолов предлагал по возможности затянуть переговоры, но «не нарушая той достаточно дружественной атмосферы, которая существует…»684. Преодоление сомнений Москвы зависело от двух ключевых моментов: готовности Чан Кайши к сопротивлению Японии и формирования единого фронта ГМД и КПК-

Своего рода проверкой на лояльность и готовность к сотрудничеству для СССР и Гоминьдана стал Сианьский инцидент конца 1936 г. К этому моменту основным направлением, которое по линии НКИД и ИККИ разрабатывала Москва, являлось создание в Поднебесной единого антияпонского фронта ГМД и КПК. Этот альянс был предпочтителен для Кремля, рассматривавшего Китай в качестве государства, которое должно было принять на себя главный удар Японии и тем самым если не остановить, то максимально оттянуть распространение экспансии Токио на советский Дальний Восток.

Однако в условиях острой вооруженной конфронтации Гоминьдана и компартии реализовать идею альянса антияпонских сил было невозможно. Арест Чан Кайши в Сиани, произведенный 12 декабря 1936 г. вступившими в союз с КПК Чжан Сюэляном и Ян Хучэном, мог иметь серьезные, в том числе международные последствия685. В справке НКИД СССР от 15 апреля 1940 г. «События в Сиани в декабре 1936 г.: причины, участники, роль КПК и СССР», направленной В.М. Молотову, отмечалось: «Сианьские события приобретали особое значение в связи с тем, что, во-первых, происходили они во время, когда японская военщина готовила против Китая очередной удар, и, во-вторых, что к моменту возникновения этих событий… нанкинское правительство… в известной мере выправило курс своей внешней политики, поворачиваясь все более и более в сторону сопротивления японской агрессии»686.

Уже 14 декабря 1936 г. газеты «Правда» и «Известия» опубликовали передовицы, отражавшие официальную позицию СССР относительно Сианьского инцидента. В них основная ответственность за организацию выступления возлагалась на японские спецслужбы и их «агента» Ван Цзинвэя, «которые используют все средства для облегчения японскому милитаризму дела закабаления страны»687. Чжан Сюэлян, лишившийся большей части подконтрольных территорий, был представлен в публикации исполнителем этих планов688. При этом «Известия» отмечали, что его действия «не являются подходящим методом объединения живых сил страны в борьбе против внешнего врага. Ближайшим результатом подобного рода выступления может явиться новая вспышка междоусобной войны, которую японский империализм поспешит использовать для дальнейших агрессивных действий против Китая»689. Кроме того, в обозначенном выше номере «Правды» от 14 декабря 1936 г. ТАСС выступил с официальным опровержением сообщения японской газеты «Ници-ници» о поддержке СССР «правительства» Чжан Сюэляна и заключении с ним «оборонительно-наступательного союза»690.

Активизация японской прессы была обусловлена тем, что для кабинета Хирота арест Чан Кайши мог послужить убедительным поводом к расширению военного присутствия в Китае. По информации полпредства СССР в Токио, представленной в приведенной выше справке НКИД, в японской армии в связи с Сианьскими событиями были отменены отпуска офицерам, готовилась отправка в Китай Осакской дивизии. Размещение в печати материалов о «наступлении коммунизма на Китай» должно было оправдать политику применения силы691.

В целях пресечения распространения китайскими и европейскими информагентствами сообщений о причастности Москвы к действиям Чжан Сюэляна, временному поверенному в делах СССР в Китае И.И. Спильванеку были даны четкие инструкции НКИД. Б.С. Стомоняков рекомендовал сделать официальное заявление о том, что советское правительство после занятия Маньчжурии японскими войсками никогда не поддерживало отношений с Чжан Сюэляном, и «оно не может нести ответственности за действия китайской Красной армии»692. Декларации, подчеркивавшие непричастность Москвы к Сианьским событиям, должны были продемонстрировать руководству КПК неприемлемость для Кремля дальнейшей эскалации конфликта, а также снять напряжение в отношениях с Нанкином. Последнее было важно, поскольку внутри ГМД не существовало единого подхода к вопросу о методах урегулирования кризиса.

27 января 1937 г. И.И. Спильванек в докладе Б.С. Стомонякову отмечал, что особенно опасной для интересов СССР в Китае была точка зрения по вопросу