СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг. - Ирина Владимировна Волкова

действий в дальнейшем740. Не стоит оставлять без внимания и тот факт, что Япония, завершавшая подготовку к агрессии в странах Юго-Восточной Азии, нуждалась в гарантиях невмешательства СССР в конфликт. В то же время Москва столкнулась с ростом напряженности в отношениях с Германией, установившей свой контроль над большинством стран Западной Европы. В этих условиях возросло стремление НКИД к заключению пакта с Японией, а сокращение объемов военной помощи ГМД могло выступать в качестве доброжелательного жеста в адрес Токио.

Чан Кайши был недоволен упрочением советско-японских контактов. По этому поводу он отмечал в своем дневнике: «Хотя Россия не вступила в альянс, Сталин был принципиальным подстрекателем. Если Япония не двинется прямо на юг, Сталин использует русско-японский договор о ненападении, одобрит продвижение Японии на юг. Это очевидное сталинское намерение» (перевод мой. – И. В.)741. Кроме того, сближение Москвы и Токио усиливало тревогу Чунцина о возможном разделении ими Китая на сферы влияния.

Чан Кайши пытался воспрепятствовать советско-японскому соглашению, прибегая к двойственной политике. В официальных контактах с Москвой руководство ГМД делало акцент на убеждении в необходимости дальнейшего сотрудничества. В частности, Чунцин заявлял о готовности признать особые советские права на Синьцзян. Чан Кайши использовал удобные случаи, чтобы обозначить свои дружеские чувства к Советскому Союзу. Например, 23 февраля 1941 г. он впервые посетил посольство СССР, чтобы принять участие в праздновании 23-й годовщины РККА. Вместе с тем с 7 мая по 8 октября 1940 г. правительство ГМД вело тайные переговоры о мире с Японией. Это было и реакцией на осложнение для Китая международной обстановки, и средством давления на Москву. Однако после формирования в июле 1940 г. второго кабинета премьер Коноэ взял курс на вторжение в Юго-Восточную Азию. 1 октября того же года военный министр Японии Хидэки Тодзио отдал приказ о свертывании переговоров с Чунцином.

В конце 1940 г. поставки советской техники и вооружения в Китай были возобновлены, но помощь поступала в неполном объеме. По подсчетам Дж. Гарвера, в течение года СССР удовлетворил запросы Чунцина по винтовкам только на 13 %, по моторам – на 14 %, по самолетам – на 28 %742.

На этом фоне подписание 13 апреля 1941 г. советско-японского пакта о нейтралитете было крайне негативно воспринято в Китае. Чунцин отнесся к данному соглашению как нарушению советско-китайского договора о ненападении 1937 г.743 Прежде всего это касалось части, в которой речь шла об обязательстве воздерживаться от соглашений со страной, развязавшей агрессию в отношении стран – участниц договора, до окончания вооруженного конфликта. Недовольство также вызывало обоюдное признание СССР и Японией суверенитета Маньчжоу-Го и МНР. Однако негодование китайского внешнеполитического ведомства было во многом формальным. Оставить спорный вопрос без внимания было для Чунцина равносильно согласию с утратой прав на эти регионы. Но в обстоятельствах, когда Чан Кайши не имел возможности повлиять на развитие ситуации, сохранение сотрудничества с Москвой было важнее демонстративного протеста.

В ходе беседы, состоявшейся 19 апреля 1941 г. между Чан Кайши и послом СССР в Китае А.С. Панюшкиным, стороны попытались сгладить негативные последствия от заключения пакта для взаимоотношений Москвы и Чунцина. Чан Кайши заметил, что «несмотря ни на что, вера нашего народа в Сталина остается непоколебимой… Мне хотелось бы только надеяться на то, что если СССР будет предпринимать какие-либо шаги в отношении Японии, то это не будет тайной для нас». Панюшкин, в свою очередь, заявил: «Пакт о нейтралитете, заключенный СССР с Японией, не вносит каких-либо изменений в советско-китайские отношения. Это подтверждается, с одной стороны, тем, что при заключении пакта Китай совершенно не упоминается и не затрагивается, с другой – нашей непрекращающейся помощью Китаю»744.

В дальнейшем Чан Кайши избрал пассивную тактику. Поскольку подписание Москвой и Токио пакта о нейтралитете стало провалом политики лидера ГМД, ориентированной на втягивание Советского Союза в войну с Японией, это могло подорвать его авторитет в партии. В докладе правительству от 24 апреля 1941 г. Чан Кайши проигнорировал то обстоятельство, что гоминьдановская дипломатия пыталась препятствовать соглашению между СССР и Японией. Он, напротив, утверждал, что апрельский пакт полезен для Китая, так как может стать одним из оснований для начала японо-американской войны.

Заключение советско-японского пакта о нейтралитете не привело к фатальным последствиям для политического взаимодействия СССР и ГМД. Это говорило о том, что баланс, установившийся в советско-китайских отношениях, был выгоден обеим сторонам. Они понимали, что война между СССР и Японией не снята с повестки дня. 30 декабря 1941 г. вицеминистр иностранных дел Китая Фу Бинчан сделал заявление о том, что Чунцин заинтересован в советско-японской войне и что он верит в ее неизбежность745. Вероятность конфликта не исключалась и Токио. В беседе с послами Германии и Италии министр иностранных дел Японии, адмирал Т. Тойода, разъяснял, что «это лишь временная договоренность… своего рода сдерживающее начало Советского Союза до тех пор, пока не будет закончена подготовка»746.

Нападение Германии на Советский Союз, а также начало войны на Тихом океане существенно изменили ситуацию в АТР. В сложившейся обстановке основные задачи советской внешней политики на Дальнем Востоке ограничивались поддерживанием дружественных связей с Китаем при соблюдении пакта о нейтралитете с Японией. Вопрос об оказании военнотехнической помощи Гоминьдану стал второстепенным для СССР.

В 1942 г. эта тенденция отчетливо проявилась в ходе обсуждения возможности транзита американских ленд-лизовских грузов в Китай через советские республики Средней Азии. После оккупации Японией Бирмы Чунцин вынужден был срочно искать альтернативные пути доставки иностранных военных материалов. Наиболее предпочтительным для Чан Кайши был вариант снабжения НРА из Ирана, через южные районы Туркмении, Узбекистана, Казахстана до Синьцзяна. Но вопрос о транзите грузов для Китая через СССР был тесно связан с советско-японскими отношениями. В составе антигитлеровской коалиции Китай и США были союзниками против Японии, так же как СССР и США – против Германии. Открытие Москвой «коридора» для транспортировки американских грузов в Китай могло стать поводом для Токио пойти навстречу призывам Берлина о начале войны против СССР747.

Как следовало из записи беседы заместителя наркоминдел СССР С.А. Лозовского с послом Китая Шао Лицзы от 11 апреля 1942 г., в ответ на настоятельную просьбу Чунцина о разрешении транзита до 4000 тонн в месяц советский представитель занял уклончивую позицию. Не давая однозначного отказа, Лозовский подчеркивал сложность этого вопроса. Он неоднократно ссылался на необходимость специального его изучения «компетентными органами»; слабую пропускную способность дорожной системы Ирана; ее загруженность большим объемом транзитных перевозок в СССР; необходимость концентрации всех ресурсов на советско-германском фронте748. В итоге переговоры окончились безрезультатно, решение проблемы было отложено на неопределенный срок.

При всей