СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг. - Ирина Владимировна Волкова

освобождения Чан Кайши, занятая группой нанкинских политиков под руководством военного министра Хэ Инциня и министра иностранных дел Чжан Цюня. Сходясь во мнении, что первостепенное значение имела проблема власти и организации правительства без Чан Кайши, они рассчитывали путем подавления антияпонских настроений в стране обеспечить себе содействие Токио. Японский посол Кавагоэ еще в сентябре 1936 г. провел несколько встреч с Чан Кайши, стремясь склонить его к сотрудничеству. Однако все эти попытки не увенчались успехом693. В новой ситуации, по словам советского поверенного в Китае, Кавагоэ в беседе с Чжан Цюнем уведомил его о готовности Японии поддержать борьбу против Чжан Сюэляна и китайской Красной армии, а также о том, что в этот период «не будет сделано ничего, могущего затруднить деятельность правительства, но без Чан Кайши»694.

В связи с этим еще более возрастала заинтересованность Москвы в мирном разрешении Сианьского конфликта. Это сближало позицию НКИД с мнением другой политической группировки в ГМД, возглавляемой Кун Сянси, изначально настаивавшим на переговорах с КПК и Чжан Сюэляном. В результате в урегулировании событий в Сиани СССР сделал ставку на умеренные круги Гоминьдана. Выбор Москвы был также обусловлен политической слабостью КПК и ее непопулярностью среди китайской общественности. Контакты руководства ВКП(б) с представителями компартии могли привести к распространению мнения о причастности СССР к организации выступления против Чан Кайши или, по крайней мере, осведомленности о таких планах, поскольку китайским политическим и военным кругам уже было хорошо известно о связи Чжан Сюэляна с КПК695.

В то же время действия Нанкина в период, предшествовавший Сианьскому кризису, способствовали формированию в Китае и за рубежом восприятия Чан Кайши в качестве наиболее вероятного лидера единого антияпонского фронта. В справке НКИД СССР от 15 апреля 1940 г., посвященной событиям 1936 г., отмечалось, что «поворот Нанкина к политике более решительного сопротивления Японии вызывался наличием в Китае к тому времени мощного антияпонского движения и был, несомненно, связан с процессом консолидации национальных сил Китая и концентрацией власти в руках центрального правительства, возглавляемого Чан Кайши»696.

Исходя из расстановки сил и возможных перспектив развития ситуации в Китае, СССР избрал тактику поддержки умеренно настроенных политиков в руководстве Гоминьдана и демонстрации неприятия силового разрешения конфликта, даже при наличии идеологических разногласий с Чан Кайши. Отказавшись от предложения посредничества в урегулировании конфликта, высказанного послом Китая Цзян Тинфу в беседе с М.М. Литвиновым, НКИД СССР оставил за собой роль теневого игрока в китайских делах697.

Выстраивая отношения с КПК, СССР использовал авторитетное для китайских коммунистов мнение Исполкома Коминтерна, который рекомендовал руководству КПК придерживаться курса на консолидацию всех сил для защиты страны. Следовало не только воздержаться от выступлений против Чан Кайши, но и принять все меры, чтобы добиться его освобождения698.

16 декабря 1936 г. Чжан Сюэлян согласился на прибытие в Сиань Сун Мэйлин и Сун Цзывэня. Параллельно ЦК КПК начал переговоры с Чан Кайши, который согласился обсудить вопросы о прекращении гражданской войны и едином фронте. 25 декабря 1936 г. лидер ГМД был освобожден699.

После возвращения Чан Кайши в Нанкин Кремль, действуя через Коминтерн, продолжил стимулировать сближение КПК и ГМД. Директива ИККИ для ЦК КПК от 19 января 1937 г. предполагала: «Курс на поддержку всех мероприятий Гоминьдана и нанкинского правительства, направленных на прекращение гражданской войны и объединение всех сил китайского народа в борьбе против японской агрессии»700. В феврале 1937 г. пленум ЦИК ГМД дал согласие на реализацию декабрьских договоренностей 1936 г.701

Таким образом, действия СССР в период Сианьского кризиса продемонстрировали твердую готовность Кремля вести диалог с Гоминьданом на базе общности внешнеполитических задач, продиктованных реалиями международной обстановки, несмотря на различие идеологических платформ. Однако этот факт не повлек немедленного перехода Москвы к оказанию военной и политической поддержки Нанкина. Катализаторами для этого стали эскалация агрессии Японии в Поднебесной и бездействие мирового сообщества.

После урегулирования Сианьского инцидента Кремль предпринял еще одну попытку возврата к вопросу об обеспечении коллективной безопасности на Дальнем Востоке. 11 марта 1937 г. М.М. Литвинов в беседе с Цзян Тинфу поднял тему Тихоокеанского пакта. Нарком отметил, что заключение только двустороннего соглашения о взаимопомощи между Москвой и Нанкином нежелательно, поскольку может убедить Англию и США в достаточности принятых мер для безопасности Китая. В связи с этим Литвинов рекомендовал объединить усилия советской и китайской дипломатии для того, чтобы склонить Вашингтон и Лондон к подписанию коллективного договора702.

1 апреля 1937 г. Богомолов озвучил советское предложение Кун Сянси. Предполагалось заключение договора о дружбе, включавшего кредитное соглашение на сумму 50 млн долларов для закупки Нанкином боевой техники и снаряжения, а также обучение в СССР китайских летчиков и танкистов. Отдельно предусматривалось обязательство обеих сторон всемерно содействовать заключению Тихоокеанского пакта о взаимопомощи. Несмотря на очевидную выгоду предложения, ГМД продолжал оставаться в нерешительности. По мнению Богомолова, Чан Кайши еще не потерял надежду договориться с Японией. Поэтому предложение Москвы осталось без ответа703.

14 мая 1937 г. премьер-министр Австралии Дж. Лайонс выступил с предложением заключить Тихоокеанский пакт о ненападении. Советский полпред в Англии И.М. Майский обсудил с ним перспективы переговоров, сообщив о предпочтительности пакта о взаимопомощи. Представитель Австралии позитивно отнесся к данной идее, но высказал сомнение в готовности к ее реализации Англии и США. Это подтвердили результаты работы полпреда в Америке А.А. Трояновского. Вашингтон отверг возможность взаимопомощи, а пакт о ненападении счел бесполезным без участия в нем Японии704. В результате очередная мирная инициатива так и не была реализована.

Инцидент у моста Лугоуцяо 7 июля 1937 г., положивший начало японо-китайской войне, резко изменил настроения в дипломатических кругах. Международное сообщество вновь продемонстрировало нежелание способствовать урегулированию конфликта на Дальнем Востоке. Дальнейшее развитие событий во многом зависело от договоренностей Москвы и Нанкина.

В новых условиях Чан Кайши стремился к немедленному заключению пакта о взаимопомощи между Китаем и СССР без участия в нем третьих держав. 16 июля 1937 г. соответствующий вопрос был поднят Сунь Фо в ходе беседы с советским полпредом Д.В. Богомоловым в рамках обсуждения мер по стабилизации обстановки на Дальнем Востоке. 19 июля последовало повторное официальное предложение. Представитель Гоминьдана Чэнь Лифу подчеркнул, что «китайское правительство в любую минуту готово подписать пакт о взаимопомощи»705. Но Москва придерживалась схемы, согласно которой в первую очередь следовало вести переговоры по Тихоокеанскому пакту, после этого перейти к обсуждению договора о ненападении и только затем ставить вопрос о взаимопомощи706. В ситуации, когда Нанкин уже вел войну с Японией, Москва не считала возможным в двустороннем порядке брать на себя такие обязательства. Это могло