Отравленная страсть - Сергей Бакшеев

Я рефлекторно протер пальцами рот.

– Сейчас уже лучше. Можно целоваться, – засмеялась Татьяна. И опять ее грудь плавно заколыхалась.

– А что теперь будет с таксистом и бандитами?

– Ты хочешь, чтобы их покарало правосудие? Ты думаешь, что мы сажаем всех, кто преступил закон?

Я вспомнил, как несколько дней назад помогал избавиться от трупа.

– Мне все равно.

– Я думаю, что кавказцы уже покинули город. Они пришлые гастролеры. Объявлять всесоюзный розыск – весьма хлопотно. А таксиста я как следует прижму и сделаю своим информатором. Нам нужны такие люди.

– Был еще второй таксист. Его дружок. – Где?

– Наверху дежурил. Приложил меня в лоб ботинком.

– И второго достану. Не уйдет. Ты его запомнил?

– Еще бы!

Я оперся на локти, тело отдалось болью в местах ушибов.

– Что, болит? – угадала мое состояние Татьяна. – Избили?

– Свалился. – Я кивнул в сторону склона.

– Оттуда? С самого верха? Кошмар! – Она сочувственно провела рукой по моему телу. Скорбь на лице сменилась таинственной улыбкой. – Иногда боль бывает приятной. Ведь так?

Обе женские ладошки мягко массировали мой торс. Пальцы медленно спускались от плеч к животу и взлетали обратно. Каждый раз она, еле касаясь, проводила пальчиком вдоль резинки трусов, и каждый раз резинка спускалась ниже. Я непроизвольно вздрагивал, дыхание замирало. Когда резинка встретила препятствие, я попытался остановить Татьяну:

– Я устал.

– Тебе ничего не надо делать, – зашептала она. – Я все сделаю сама.

Завораживающее колдовство ее рук продолжалось. А потом она неожиданно прильнула мягкой грудью к бедрам, и самая чувствительная часть моего тела погрузилась в обволакивающее тепло ее рта. Дальше я ничего не мог контролировать. Откинул голову и прикрыл глаза.

Потом ощущения изменились, я посмотрел на нее. Раздвинув бедра, Татьяна сидела на мне и покачивалась. Верхние зубки впивались в растянутую губу, солнечные лучи пытались поймать дрожащие жемчужины в мочках ушей, изюминки затвердевших сосков как на качелях периодически устремлялись вверх. Мы взлетали. Крыльями была она. Я держал ее за колени, словно боялся, что она может оторваться от меня и я упаду с огромной высоты. Она вцепилась в меня ногтями, как хищная птица в заветную добычу.

Когда все закончилось, она слизнула выступившую капельку крови с губы и упала мне на грудь. Я перебирал пальцами ее волосы, вдыхая остатки того самого резкого аромата, который возвратил меня к жизни. Жесткие кончики смоляных волос щекотали ноздри. Странно, но щекотка была приятной.

Мы добрели до автомобиля Ворониной. «Копейка» неуклюже торчала под углом к обочине.

– Ну, наконец-то! Совсем разучилась ходить, так и в толстую корову можно превратиться. – Татьяна швырнула еще не высохший китель на заднее сиденье. – Садись, подвезу в общежитие.

– До коровы тебе еще далеко, – убежденно сказал я. Воронина рассмеялась:

– Ну, ты, Заколов, комплиментики отвешиваешь! Откуда ты только взялся на мою голову?

– Из уголовного дела.

– Точно!

Татьяна села за руль, завела двигатель и замерла.

– Прогреваешь? – спросил я через несколько минут.

– Что? – Татьяна вздрогнула, словно от укола иглой. Взгляд медленно съехал в мою сторону, кончик языка прошелся по незажившей ранке на губе. Она задумчиво произнесла: – А ведь тебя, Тишенька, подставили.

На этот раз не понял я:

– Чего?

Она выключила двигатель, развернулась ко мне. Движения стали резкими и весьма эмоциональными:

– Смотри, что получается. Ты не просто так оказался в злополучном такси. Все было подстроено! И без Женечки Русиновой здесь не обошлось. Она голосовала у дороги?

– Да, – припомнил я.

– Вот сука! Вы садитесь в подставную тачку. Женечка по пути провоцирует скандал и выпрыгивает из машины. Тебя блокируют и везут прямехонько в лапы бандитов. А дальше только чудо, в моем лице, заметь, спасает твою жизнь. Все было подстроено с первой минуты! Даже раньше! Она выудила тебя из-под ареста не из-за любви, а только для того, чтобы тут же отправить на тот свет!

В серых глазах следователя Ворониной мерцали сполохи северного сияния, носик заострился, мелкие зубы хищно выглядывали изо рта.

– Не-ет. Ты что. Я Женю знаю… – с тихого лепета я перешел почти на крик: – Этого не может быть! Она вытащила меня из ваших лап огромной ценой! Она…

– Так уж и огромной? – ехидно прервала Воронина. – А для чего она это сделала? Может, опасалась, что ты сболтнешь что-то лишнее на допросе? Были у нее такие основания?

– Подожди. Все не так.

– Нет, ты ответь! Были у Евгении Русиновой основания опасаться твоих показаний?

– Татьяна, ты пойми, у нас с Женей очень хорошие отношения…

– Какие отношения? С этого момента поподробней. Ты спишь с ней за спиной Калинина?

– Нельзя все сводить только к этому.

– Так ты спишь с ней или нет? Я обиженно молчал.

– Да ты, Тишенька, влюблен! А она? Ты думаешь, если баба дала тебе, то это вечная любовь? Я сама баба и знаю о нашей породе побольше твоего! Бабы чаще дают по расчету, чем по любви. А расчет может быть и в деньгах, и в подарках, и в протекции, и в услугах, наконец. Денег у тебя нет, должности нет, но, может быть, ты сделал для нее что-то очень ценное, очень нужное ей? Припомни! Может, ты помог ей убить Воробьева?

Я с опаской смотрел на Татьяну Воронину, вновь превратившуюся в энергичного следователя. В интуиции ей нельзя было отказать.

– Молчишь? – Воронина перевела дух и внешне успокоилась. – А ведь тебя, Заколов, использовали. А когда запахло жареным, решили – концы в воду, и точка.

А вдруг она права, испугался я. Внутри разрасталась унылая боль. Мысли спутались, чувства разбились вдребезги и ранили кривыми осколками. На спокойную гладь озера налетел ураган, поднял волны и разметал красивую яхту мечты на мелкие кусочки грубой реальности.

Мне захотелось побыть одному. Пальцы зацепили крючок замка двери:

– Я пойду пешком, – пробормотал я.

Воронина неожиданно прильнула губами к моей щеке. Слегка куснула. Целоваться по-другому она, видимо, не умела.

– Колючий ежик, – ласково прошептали ее губы.

Я потрогал двухдневную щетину. Татьяна не стала меня удерживать. Она отвела взгляд и грустно произнесла:

– А еще, Тишенька, бабы дают, когда им одиноко и тоскливо.

Я, не попрощавшись, двинулся вдоль тротуара. Татьяна догнала меня на машине и выкрикнула в окошко: