Кости сердца - Колин Гувер

– Вам известно, откуда у него код?

– Нет.

– Вам известны адреса других домов, где он мог селиться?

– Нет.

– Вам известно, где он живет, когда в дом возвращаются хозяева?

– Нет.

Сколько раз еще придется на разный манер повторить «Нет»? Мне действительно больше нечего им сказать, я не знаю ответов на их вопросы.

Я не знаю, откуда Самсон приехал. Не знаю имени его отца. Не знаю дату и место его рождения, не знаю, где он вырос, жива его мать или действительно умерла. С каждым вопросом мне становится все больше не по себе.

Разве возможно так хорошо знать человека, о котором ты совершенно ничего не знаешь?

Может, я его и не знаю. От этой ужасной мысли прячу лицо в руках. Я устала и сама хочу получить ответы, но для этого надо поговорить с Самсоном. Впрочем, мне нужен ответ на единственный вопрос: в его сердце тоже выросла кость? Если да, сейчас она тоже трещит?

Ведь мое сердце вот-вот разобьется вдребезги.

– Она в самом деле ничего не знает, – обращается отец к полицейским. – Сейчас ночь. Давайте вы нам просто позвоните, если возникнут вопросы?

– Конечно. Осталось одно маленькое дело – и мы вас отпустим. Минутку.

Оба выходят из комнаты. Я наконец поднимаю голову и выпрямляю спину.

– Все нормально? – спрашивает отец.

Киваю. Если ответить иначе, он захочет поговорить. А говорить я сейчас не в силах.

В открытую дверь хорошо видно, что происходит снаружи. В комнате напротив сидит человек. Он явно под кайфом и без конца издает какие-то нечленораздельные звуки. От каждого его возгласа я невольно морщусь.

Вообще-то мне не привыкать к такому поведению: мать вечно что-то бормотала себе под нос, особенно в последний год. Разговаривала с несуществующими людьми. Но за лето я умудрилась забыть, каково жить рядом с наркоманом. Мне больно смотреть на этого человека. Тюрьма не поможет ему преодолеть зависимость, как не помогала и моей матери. Наоборот, только делала хуже. Арест, заключение, свобода – после каждого визита в следственный изолятор мать выходила на новый виток нисходящей спирали.

Ее сажали несколько раз. За что именно не знаю, всегда в связи с наркотой: приобретение, хранение, перевозка. Помню, как среди ночи меня забирала соседка и уводила спать к себе.

Наверное, мама была неплохим человеком, если бы не болезнь. Ведь зависимость – это болезнь, верно? И хотя у меня к ней врожденная склонность, я твердо намерена ее не подхватить.

Порой я гадаю, какой бы могла быть моя мама, если бы не пристрастилась к наркотикам. Была бы она хоть немного, хоть чем-то похожа на меня?

Смотрю на отца.

– Когда вы с мамой познакомились, какая она была?

Мой вопрос явно его коробит. Он качает головой.

– Совсем не помню. Прости.

Конечно, с чего ему помнить Жанин? Он тогда был немногим старше меня сейчас и на пару дней приехал в Кентукки по работе. Они с мамой встретились, возможно, напились в каком-нибудь баре, перепихнулись – и больше в глаза друг дружку не видели. Иногда меня подмывает спросить, как именно они познакомились. Впрочем, наверное, не стоит. Вряд ли там нашлось место романтике.

Еще я иногда гадаю, почему отец живет более-менее нормальной жизнью, а мать с годами так опустилась. Дело в одной лишь зависимости? Или в дисбалансе наследственных и приобретенных качеств?

– Как думаешь, зависимости бывают только у людей? – спрашиваю я отца.

– В смысле?

– Ну, алкоголь, наркотики. У животных бывают пагубные пристрастия?

Отец вглядывается в мое лицо, словно не понимает, о чем я его спрашиваю.

– Я где-то читал, что лабораторные крысы могут пристраститься к морфию.

– Нет, я о другом. Существует ли в естественной среде обитания животных что-то, к чему они могут привыкнуть? Или только люди своими пагубными пристрастиями ломают жизнь себе и всем вокруг?

Папа чешет лоб.

– Твоя мать – наркоманка, Бейя? Ты это пытаешься мне сказать?

Поверить не могу, что до сих пор не рассказала ему о маминой смерти. И что он до сих пор не догадался сам.

– Уже нет.

Он озабоченно прищуривается.

– Я и не в курсе, что она ею когда-то была. – Отец обращает на меня испытующий, по-прежнему обеспокоенный взгляд. – У тебя все в порядке?

Я закатываю глаза.

– Нас среди ночи притащили в полицейский участок!.. Нет, у меня не все в порядке.

Он дважды моргает.

– Да, да, конечно. Но твои вопросы… Не пойму, к чему они.

У меня вырывается смешок. Похожий на папин. Очередная черта, которая мне в себе не нравится.

Я встаю размять ноги. Подхожу к двери и выглядываю в коридор, надеясь хоть краем глаза увидеть Самсона. Увы, его нигде нет.

Такое чувство, что между моментом, когда меня усадили в полицейскую машину, и моментом, когда я наконец смогу поговорить с Самсоном, лежит пропасть. Огромная эмоциональная пропасть: я ничего не чувствую и думать могу лишь о предстоящем разговоре.

Я отказываюсь принимать происходящее, видимо, отсюда такой разброд в мыслях. А если я в полной мере это приму и смирюсь, то рискую убедить себя, что Самсон мне – никто, чужой человек.

Второй раз за лето я потрясенно сознаю, как резко может измениться жизнь. Буквально в минуту.

Возвращается офицер Феррел с чашкой в руках. Я пячусь, пропуская ее, и прижимаюсь к двери. Отец встает.

– Теперь у нас есть вся необходимая информация. Вы свободны.

– А что с Самсоном? – спрашиваю я.

– Сегодня его не отпустят. Вероятно, он еще долго пробудет здесь – если только за него не внесут залог.

Ее слова – как удар под дых. Еще долго – это сколько?! Я прижимаю ладонь к животу.

– Можно мне с ним увидеться?

– Его пока допрашивают, а через пару часов ему предстоит беседа с судьей. Посетителей к нему начнут пускать с девяти утра завтрашнего дня.

– Мы его посещать не намерены, – говорит отец.

– Еще как намерены! – возражаю я.

– Бейя, ты даже его настоящего имени не знаешь!

– Он – Шон Самсон, – с вызовом отвечаю я, но потом морщусь и перевожу вопросительный взгляд на офицера Феррел, гадая, не обманул ли он меня и тут. – Так ведь?

– Если точнее, его полное имя – Шон Самсон Беннет.

Отец, уставившись на меня, показывает рукой на офицера.

– Вот видишь?

Подбоченившись, он вновь обращается к ней с вопросом:

– У нас есть поводы для волнений? В чем именно его обвиняют и какой ему светит срок?

– Два случая незаконного проникновения, один случай нарушения условий досрочного освобождения. Один случай поджога.

Последние слова заставляют меня