Цветочки Александра Меня - Юрий Пастернак

Вот что я записала в те дни, к сожалению, не дословно. Отец Александр говорил: «Венчание – это соединение двоих в Одно Целое таинством церковного брака. Венчание дарует вашему браку обновление. Всё в семейной жизни проходит: молодость, здоровье, влюблённость. В старости слабеет ум, память, уходят силы – всё преходяще. Всё преходяще, но в глубине два венчанных человека – Одно Целое. Если заботиться в семейной жизни об этом Целом – не будете упираться ни в трудные черты характера друг друга, ни в какие-то несоответствия. Именно инаковость другого составит с тобой Целое. Вы соединены в Вечности. Вы можете черпать у Бога силы, чтобы брак не распался. Трудно сохранить брак. То, из чего он складывается, теряет новизну. Ослабевает привязанность, обступают семейные заботы, дети, слабеет влечение. Венчание – это соединение в глубине, по Божьему замыслу. И что бы ни было с привязанностью, семейным бытом, влечением, что бы ни разъединяло, венчание – это соединение навечно. Любовь своими корнями уходит в бессмертное, бесконечное. И как символ мистической тайны бесконечного – кольцо».

После венчания, когда уже отец Александр и Саша Борисов сняли облачения, все вышли на открытую террасу. Можно было больше не прятаться – просто весёлое застолье с друзьями! Оказалось, что в саду прошёл дождь, наверное короткий, потому что в доме – будто всё время светило солнце. Но в саду всюду: на траве, на цветах, на деревьях мерцали капли. И вдруг мы увидели радугу! Она была у самого нашего крыльца. Не очень заметная, потому что фоном её был сад, а не небо. Она стояла низко, прямо над головой, метрах в пяти от нас, между двумя папиными липами, украшенными, как невесты, сверкающими каплями июльского дождя. Липы, будто руками, держали своими ветками радугу, лёгкую, прозрачную и многоцветную. В Библии радуга – знак Божьего благословения.

Однажды в Новой Деревне бабки набросились на девушку в джинсах: «Бесстыдница!» Отец Александр подошёл к ним: «Девочки мои, а где ваши дети?» Стихли воительницы.

Наталия Белевцева

17 декабря 1973 года умер о. Андрей Сергеенко. Во сне. Для многих его духовных детей это была первая христианская смерть. Было горе, но был и подъём духа, обозначивший этап нашего повзросления и разделения братства. Мы с Эллой Лаевской побрели к отцу Александру Меню. Он хорошо знал о. Андрея, Ведерниковых. Принял нас радостно и тепло и стал нянчить. Шестнадцать лет нашей жизни отец Александр лепил из нас человеков. Его молитвами я вышла замуж, нашла приложение своим гуманитарным склонностям в Муранове. Под его духовным руководством Элла вырабатывала свой особенный научный путь – исследователя религиозной основы искусства. С другой стороны, она часто консультировала отца Александра по вопросам древней истории и культуры, тем самым помогая и ему в его трудах.

Анна Борзенко

1989 год. До этого мы жили на даче. Квартира новая, их даже две. По многодетности дали. Приехал отец Александр. Окинул одобряющим взглядом наши хоромы. Я стыдливо какой-то тряпочкой накрыла экран телевизора. Мол, не подумайте, что мы тут жертвы голубого экрана. А он как раз на телевизор внимание и обратил: «О, – говорит, – телевизор! – И ручки так потёр. – Это замечательно! Ведь и “В мире животных” можно смотреть, и “Клуб кинопутешествий!” Тем более цветной!» Освятил воду, стукнул себя рукой по лбу (кропило забыл!), без малейшего колебания схватил с этого самого телевизора букет полузасохших астр и широким жестом с сильной молитвой освятил всё, что было живое и неживое в этом доме.

А потом за столом мы сидели рядом. И я ему пожаловалась: «Люблю, – говорю, – вино. Но как-то не просто люблю, а слишком». Он положил свою руку на мою и очень серьёзно и тихо сказал: «Понимаешь, вино – это такая маленькая змейка, которая порой превращается в огромного удава, и он может задушить тебя». Вот и всё, что я запомнила про этот день освящения квартиры в Беляево. И не думала, конечно, что это его посещение станет последним, и что начнут после 9 сентября собираться у нас друзья на молитвенные собрания, что мой муж Володя будет вести здесь детские группы катехизации и ставить пьесы – и будет у нас «исход евреев из Египта» через два балкона наших квартир.

Мария Борисова

Однажды – нам было, наверное, тогда с сестрой лет по десять – не помню почему, Великим постом у Сони Смоляницкой в Салтыковке был какой-то праздник. Было много народа, накрыли очень богатый по тем временам стол, и была колбаса сервелат. Шёл Великий пост. И нам с Верой так хотелось есть – ну, тогда же не ели колбасу каждый день. И мы всё-таки оскоромились и съели по одному кусочку. А там же был отец Александр, и мы сказали об этом ему, потому что чувствовали себя виноватыми. Он в принципе мог бы сказать, ну, так ерунда, ну, мол, ничего страшного. А я помню, у него реакция была совсем другая: он нас так, можно сказать, вспушил, за то, что мы неправильно поступили. Вот такая история. Но сейчас у нас и, особенно на Западе, скажут: как же детей заставлять поститься, вообще чуть ли не социальные службы вызывают. А нам десять лет всего было. Я думаю, что идея, которую он хотел нам передать, – всё-таки о важности поста на таком маленьком примере. Он был широкий человек, чтобы обратить внимание на кусочек сервелата. Но в данной ситуации с конкретными людьми, пусть даже и с детьми, было важно отметить, что искушению надо сопротивляться. Может здесь, даже не столько об отношении к посту, сколько к каким-то таким желаниям, которые противоречат чему-то важному.

Екатерина Гениева

Он был очень мягкий и добрый человек. Иногда мне казалось: ну зачем он мучается с некоторыми своими прихожанами, людьми сложными, а часто, может быть, и порочными. Я говорила ему: «Вы же понимаете, что это за человек». Он на меня наивно смотрел и говорил: «Знаете, Катя, вы наверняка правы, но что поделаешь – я священник». И добавлял: «Я пытаюсь представить, какими они были маленькими». Тут я замолкала. Хотя, конечно, он всё видел, видел и предательство вокруг себя, которое, возможно, его погубило.

Незадолго до гибели отцу Александру удалось побывать в Германии. Он поехал туда по приглашению католической академии Штутгарта. С таким трудом вся эта поездка организовывалась, а он вернулся раньше срока. Причём вернулся он в страшного цвета пиджаке – то ли зелёном, то ли бордовом. Он вообще любил пиджаки, потому что в карманах можно было носить книги. Я поинтересовалась, нельзя ли было выбрать что-нибудь поприличнее? Он мне так ответил: «Знаете, Катя, я как зашёл в магазин, как увидел все эти ряды, так шаг сделал, взял первый попавшийся, заплатил и ушёл». – «А что вы так рано вернулись, ведь виза ещё не кончилась?» – «Знаете, у меня здесь крестины, похороны, дела – ну что мне там?»

Анна Дробинская

Я жила в другом городе, у меня была переписка и периодические наезды в Москву, когда можно было увидеться с отцом Александром. Это была возможность прикоснуться к тому, что он нёс в себе: живое, светлое, бесконечно радостное, меняющее качество жизни. И в этом всегда был личный праздник. Помню, как я сбежала в какие-то маленькие каникулы в институте в Москву (в те времена поехать спонтанно было непросто, так как были трудности с билетами). Стою в новодеревенском храме, отец Александр кадит перед началом службы. Проходя мимо меня, удивлённо-весело поднимает брови, немного позже, на исповеди, радостно встречает: «Ну, лягушка-путешественница…»