Цветочки Александра Меня - Юрий Пастернак

Так он и есть другой, – я гордилась своим духовным отцом. Рассказала им немного о православной традиции духовного водительства. «Ага, понятно, значит, он твой гуру», – перевели они на свой язык. Сразу же окрестили отца Александра «суперэкстрасенсом», старались увидеть его «ауру», измерить его «биополе», тогда это было модно, шёл 1979 год. Стали мне объяснять, что зашкаливает по всем параметрам и «аура», и «биополе», и что-то там ещё. Было странно, что такого живого, весёлого, красивого и умного отца Александра как бы препарируют, разбирают на составляющие элементы, называют дурацкими словами – терминология для меня была чужой, но, если перевести на привычный для нас язык, получится всё правильно: «вера, действующая любовью». Я была рада, что мои друзья сразу отметили самое главное в батюшке. «Это он ко всем так относится или только к знакомым?» – допытывались мои приятели. «Ко всем, ко всем», – успокаивала я их, и это была правда.

Мои знакомые долго не уходили из храма, разглядывали батюшку. Задумались: «Да-а-а… ты хорошо устроилась, позавидовать можно». Я торжествовала: «Да я сама себе завидую. Но больше – радуюсь!» До сих пор, стоит только подумать об отце Александре, я начинаю улыбаться. Мы, его духовные чада, грелись в лучах его любви, как котята на солнышке, а время в стране тогда было холодное, неприветливое…

Юрий Кублановский

В своей священнической работе отец Александр был гораздо традиционнее, чем в своих книгах. Его прощение и нестрогость к чадам шли не от «модернистского» релятивизма, но от всеобъемлющего органического милосердия. Пастырь добрый, он не способен был на суровость, на строгое вразумление. Тогда при встрече – после семилетней разлуки – отец Александр напомнил мне ещё об одном, как-то подзабытом мной качестве своей личности: повышенной по сравнению с обычными смертными энергичности. Её же подметил и Фазиль Искандер: «Поздним вечером батюшке надо было уходить с ещё одним пастырским визитом из уютного дома, но вместо вполне естественной неохоты, уходя в дождливую ветреную ночь, отец Александр быстро и весело одевался, как мы с вами раздеваемся, приходя в дом, где нас ждёт дружеское застолье».

Майя Кучерская

Одна беременная женщина много болела. То одним, то другим, то третьим, просто не было уже никаких сил. Врачи говорили ей: «Немедленно делайте аборт. Родится ведь идиот!» Родственники тоже очень переживали и добавляли: «Мало того что идиот. Где он будет жить? У нас и так повернуться негде». Жили они и правда большой семьёй в двухкомнатной квартире. Но женщина упрямилась, всё-таки она была верующая, и аборт делать не хотела. Тогда хитрые родственники посоветовали ей поговорить с отцом Александром, потому что знали – человек он широкий, свободный, не то что какой-нибудь поп-мракобес, знает языки, читает книжки, чужое мнение уважает, глядишь, благословит и аборт.

Женщина отправилась к отцу Александру и всё ему рассказала. Отец Александр ответил: «Родится идиот – будете любить идиота».

Родился вообще не идиот. Сейчас он уже вырос и учится в МГУ.

Андрей Мановцев

Потребовалась смерть отца Александра, чтобы его весть нами, его подопечными, была услышана вправду, всерьёз. Ничего ведь нет серьёзней, чем смерть. А пока он был жив, мы (так вспоминается, не совсем, конечно, справедливо, да и люди все разные) хотели только «малое время порадоваться при свете его». В сердцах наших было непросто, от воодушевлённых помыслов – шумно, и в сущности – тесно. А «в нём» нам было не тесно. Принадлежность к приходу отца Александра Меня сознавалась нами как нечто особое – вроде того, как в древности адресаты апостола Павла считали: «мы Аполлосовы» (1 Кор. 1:12). В общении с отцом Александром, если можно так выразиться, начинало дышать в нас лучшее, шелуха сознания слетала, и становилось легко, хорошо. Сам он чурался собственной значимости. «Да если б я думал о себе, – сказал он как-то, – что я вот какой-то исключительный, меня бы придавило! Нет. Поедешь в Москву, причастишь такого-то или такую-то и поедешь себе домой…» Также и о лекции он мог бы сказать: прочитаешь себе лекцию и поедешь домой. Он ведь как считал (это чувствовалось): ему есть чем поделиться и совершенно не жалко это сделать!

Павел Мень

Отец Александр говорил: «Если люди развернутся к моей личности, то, значит, я как священник полностью потерпел фиаско. Они должны развернуться к Богу, и я им только помогаю в этом».

Юрий Пастернак

Однажды на вопрос: «Батюшка, ну почему вы не скажете, как поступить?» – последовал ответ: «Тогда я сразу кончусь как священник. Я только показываю, где левый берег, где правый, но решать вы должны сами».

Священник Иоанн Пеньтковский

Что мне запомнилось в характере отца Александра? Это то, что он дорожил временем. Он всегда был занят, но никогда не суетился. Он никогда не перекладывал дела, требы на меня. Он всегда старался делать сам то, что мог, что считал нужным как священник, не как настоятель, а именно как священник. Отец Александр был внимательным. Когда он возвращался из какой-нибудь поездки, всегда привозил мне сувенир или книгу. Он старался меня утешить, потому что я перешёл во вторые священники из настоятелей. Как-то раз прохожу мимо его комнаты, а там его ждут для беседы люди, он мне и говорит: «Отец Иоанн, не печалься, будут и у тебя духовные чада». Этими простыми словами он старался поддержать меня, хотя никакой зависти у меня не было. Но он, видимо, хотел, чтобы я чувствовал себя внутренне свободным. И даже когда отец Александр представлял меня кому-нибудь, то говорил: «Вот этот батюшка – художник, иконописец, реставратор». То есть не просто священник, который совершает только церковную службу, а человек, который может ещё что-то делать помимо службы.

Ольга Полянская

Как-то я подошла к отцу Александру с просьбой благословить меня на работу, а сына помочь устроить в детский сад. Он подумал и отказался, объяснив свой отказ тем, что моим мальчиком нужно заниматься. «Тебе будет трудно, но вырастет очень хороший человек. Но ты должна быть рядом, а иначе – будет Пугачёв». И сам рассмеялся от этого сравнения, а потом ещё раз сказал: «Из ребёнка может получиться толк, но только в том случае, если твоё материнство станет для тебя самым важным делом. А что же ты хочешь? Это и есть настоящее материнство». На это я ему всё-таки возразила: «Но тогда нам не на что будет жить и ребёнку нечего будет есть». Отец Александр удивлённо поднял брови и сказал: «Ну, этот вопрос мы решим». Он запустил руку в глубокий карман своей рясы и достал сложенные пятьдесят рублей (на эти деньги мы могли прожить месяц). Я тогда ещё не очень освоилась в храме и вместо благодарности возмутилась и начала категорически отказываться: «Что вы, я совсем не для этого вам сказала!» Он ещё больше удивился и – как было для него характерно – поднял глаза вверх, к Небу. Небо будто преклонилось, повеяло тихим ветром, усилилось чувство Божественного Присутствия, и когда он повторно протянул мне эти же пятьдесят рублей, мне стало легко принять их от него как от близкого друга. «Я тебе всегда во всём помогу», – сказал он медленно и чётко.[47]