Пелагия и красный петух - Борис Акунин

– В том-то и вопрос. Что сделал или должен былсделать Рацевич в обмен на свободу? Зачем евреям понадобился специалист посыску и насилию? Ответ, увы, очевиден. Евреи ненавидят пророка Мануйлу,считают, что он оскорбляет и позорит их веру. Видели бы вы, с какиможесточением злосчастных «найденышей» гонят от синагоги.

Чувствовалось, что Матвею Бенционовичу тяжелоговорить такое про соплеменников, однако интересы следствия вынуждают его кбеспристрастности.

– Ах, владыко, наше еврейство, еще недавнотишайшая из общин, в последнее время словно взбесилось. В его толще пробудилисьсамые разные силы и течения, и все как на подбор ярые, фанатичные. Массаеврейского народа заколыхалась, задвигалась, готовая ринуться то в Палестину,то в Аргентину, то, прости Господи, в Уганду (как вы знаете, англичанепредложили именно там основать новый Израиль). А более всего возбудились иудеиРоссийской империи, потому что угнетены и бесправны. Наиболее молодая иобразованная часть, искренне пытавшаяся обрести в России настоящую родину,столкнулась с неприязнью и недоверием властей. Ведь еврею у нас стать русскимтрудно и почти невозможно – постоянно найдутся охотники помянуть про «ворапрощеного». Или слышали шутку: когда крестишь жида, окуни его башкой в воду, даподержи минут пять? Многие из неудавшихся ассимилянтов разочаровались в Россиии хотят построить свое собственное государство в Святой Земле, подобие земногорая. А строительство рая на земле – дело жестокое, без крови не обходится. Да ябы и сам, если б мне не повезло встретить вас, вероятнее всего оказался бы влагере так называемых сионистов. По крайней мере, это люди с чувствомсобственного достоинства и волей, совсем непохожие на лапсердачников. Однако илапсердачники стали не те, что прежде. У них появилось ощущение, что проклятье,два тысячелетия висевшее над еврейством, заканчивается, что близитсявосстановление Иерусалимского Храма. Тем острее грызня между группами игруппками – литовскими евреями и малороссийскими, традиционалистами иреформаторами. Всякая юдофобская сволочь зашевелилась неспроста, распространяяслухи о ритуальных убийствах, тайных синедрионах и крови христианскихмладенцев. Ритуальных убийств, конечно, никаких нет и быть не может, на чтоевреям гои и их некошерная кровь? Другое дело – свои. Тут, глядишь, вот-вот докровопролития дойдет. Особенно из-за палестинских дел. В Святой Земле появилосьчто делить. Никогда еще пожертвования не лились туда таким потоком. Вы ужпростите меня, владыко, за эту лекцию, я к ней прибег для полноты картины. Аеще более того – чтобы обосновать свое решение.

– Поедешь в Житомир? – проницательно взглянулна него архиерей.

– Да. Хочу посмотреть на штабс-ротмистровыхкредиторов.

Митрофаний подумал немного, одобрительнокивнул.

– Что ж, дело. Однако ты говорил, версий две?

Статский советник оживился. Очевидно, втораяверсия нравилась ему куда больше, чем первая.

– Известно, что черта оседлости, в которойнаходится Волынская губерния, – арена деятельности разного рода антисемитскихорганизаций, в том числе и самой крайней из них, так называемых «Христовыхопричников». Этим жидоненавистникам мало погромов, они не останавливаются иперед политическими убийствами. Пророка Мануйлу «опричники» должны ненавидетьеще больше, чем коренных евреев, ведь он, по-ихнему, предатель веры и нации,ибо уводит русских людей из православия в жидовство. Вот я и предположил: невыкупили ли Рацевича «опричники»? Что, если они решили воспользоватьсячеловеком, которого погубили евреи?

– Что ж, это очень возможно, – призналМит-рофаний.

– Опять-таки получается, что мне нужно вЖитомир. Что по первой версии, что по второй, концы следует искать там.

– Так ведь опасно, – затревожился епископ. –Если ты рассуждаешь верно, то они люди отчаянные – что первые, что вторые.Узнают, зачем пожаловал, и убьют тебя.

– Откуда ж им узнать? – хитро улыбнулся МатвейБенционович. – Меня там не ждут и знать не знают. Да и не обо мне нужно думать,владыко, а о ней.

Преосвященный жалобно воскликнул:

– До чего же я, Матюша, тебе завидую! Будешьдело делать. А я и помочь ничем не могу. Разве что молитвой.

– «Разве что»? – с шутливой укоризной покачалголовой прокурор. – Что за умаление молитвы, да еще из уст князя церкви?

Матвей Бенционович встал под благословение.Хотел поцеловать архиерею руку, но вместо того был обхвачен за плечи и прижат кширокой груди владыки так крепко, что едва не задохнулся.

Видно, в Бердичевском в самом деле произошлакакая-то коренная перемена, не столько даже внешнего, сколько внутреннегосвойства.

Собираясь в Житомир, он совершенно нетревожился об опасностях, а ведь прежний Матвей Бенционович, вследствиечрезмерно развитого воображения, частенько трепетал перед испытаниями совсемнезначительными, а иногда и смехотворными, вроде произнесения спича в клубе илипустякового визита к зубному врачу.

Не страх, а лихорадочное нетерпение,необъяснимое ощущение, что время уходит, —вот какие чувства владели заволжскимпрокурором, когда он прощался с домашними.

Механически перекрестил все тринадцать душдетей (пятерых младших спящими, поскольку час был уже поздний), с женойпоцеловался наскоро.

И тут суровая Марья Гавриловна выкинула штуку.Обхватила Бердичевского своими полными руками за шею и тихо-тихо сказала:

– Матюшенька, ты уж побережней. Знай: мне безтебя и жизнь не в жизнь.

Матвей Бенционович оторопел. Во-первых, непредполагал, что жена о чем-то таком догадывается А во-вторых, Марья Гавриловнавсегда была очень скупа на душевные излияния – можно сказать, совсем их непризнавала.

Покраснев, прокурор неловко повернулся иполувышел-полувыбежал на улицу, где ждала казенная коляска.

По мере приближения к Житомиру странноеощущение все более усиливалось. Словно Матвей Бенционович угодил на некиерельсы, с которых невозможно ни съехать, ни повернуть назад, пока не достигнешьконечного пункта, который ты для себя вовсе не выбирал и даже не знаешь егоназвания.

При этом на дороге, по которой Бердичевскийследовал впервые в жизни и куда попал случайно, тут и там были расставленыуказатели, словно предназначенные персонально для него. Казалось, Провидение неочень-то доверяет умственным способностям статского советника и считаетнеобходимым посылать ему сигналы: все верно, это именно твой путь, несомневайся.