Пелагия и красный петух - Борис Акунин

До той уже успели дойти тревожные слухи изпрокуратуры, теперь же она решила не откладывая, прямо с утра, нанести визитпрокурорше Марье Гавриловне.

И навестила. Осторожно, за кофеем,поинтересовалась, здоров ли Матвей Бенционович, не сказывается ли на егохарактере сорокалетие – рубеж, который многим мужчинам дается очень нелегко.

Переменился, пожаловалась прокурорша. Будтокакая муха Мотю укусила – раздражительный стал, почти ничего не кушает и ночьюскрипит зубами. Марья Гавриловна тут же перешла к проблемам еще более насущным:у Кирюши затяжной понос, и Сонечку что-то обметало, не дай бог корь.

– Когда моему Антоше сравнялось сорок, он тожесловно взбеленился, – вернулась Людмила Платоновна к теме мужей. – Бросилкурить трубку, стал мазать лысину чесночным настоем. А через годик успокоился,перешел в следующий возраст. И у вас, душенька, образуется. Вы уж только с нимпомягче, с пониманием.

После ухода гостьи Марья Гавриловна еще минутдесять размышляла про нежданную напасть, приключившуюся с супругом. В концеконцов решила испечь его любимый маковый рулет, а остальное препоручить волеВсевышнего.

Во всем городе Заволжске один лишь Митрофанийзнал истинную причину озабоченности и нервности прокурора. Оба условилисьсохранять полнейшую секретность, памятуя о сапожной подметке, чуть было непогубившей Пелагию, а также о вездесущести невидимого противника.

Исчезновение начальницы епархиального училищабыло объяснено медицинскими резонами: мол, сестра застудила себе почкибезумными купаниями в ледяной веде и теперь срочно отправлена лечиться накавказские воды. В школе неистовствовала прогрессистка Свеколкина, терзаябедных девочек десятичными дробями и равнобедренными треугольниками.

А по вечерам, поздно, к Митрофанию являлсяМатвей Бенционович и подробно докладывал обо всех произведенных действиях,после чего оба раскрывали атлас и пытались вычислить, где сейчас находитсяПелагия, – почему-то это доставляло обоим неизъяснимое удовольствие. «Должнобыть, Керчь проплывает, – говорил, к примеру, епископ. – Там оба берега видно,и крымский, и кавказский. А за проливом волна уже другая, настоящая морская».Или: «Мраморным морем плывет. Солнце там жаркое – поди, вся конопушками пошла».И епископ с прокурором мечтательно улыбались, причем один смотрел в уголкомнаты, а другой в потолок.

Затем Бердичевский из города исчез, якобызатребованный в министерство. Отсутствовал неделю.

Вернулся, и сразу с пристани, даже не побывавдома, поспешил к владыке.

Едва закрыв за собой дверь кабинета, выпалил:

– Она была права. Впрочем, как и всегда...Нет-нет, не буду забегать вперед. Как вы помните, мы решили выйти на бандитовчерез их первоначальное преступление, похищение Мануйлиной «казны». Именно отэтого события и потянулась зловещая нить. Предполагалось, что «варшавские»наметили свою жертву заранее и, по своему обыкновению, «вели» ее, выбирая удобныймомент. Я намеревался восстановить маршрут, который проделали «найденыши», ипроследовать по нему, подыскивая свидетелей.

– Помню, все помню, – поторопил духовного сынавладыка, видевший по лицу рассказчика, что тот вернулся не с пустыми руками. –Ты надеялся установить, кто дал разбойникам эту... как ее...

– Наводку, – подсказал Бердичевский. – Ктонацелил их на сектантскую «казну». А оттуда добраться и до самих бандитов. Одноиз главных правил сыска гласит: самый короткий путь к преступнику – от окруженияжертвы.

– Да-да. Ты рассказывай. Нашел наводчика?

– Не было никакого наводчика! Да и дело совсемне в этом! Ах, владыко, вы меня не перебивайте, я вам лучше последовательноизложу...

Архиерей виновато вскинул ладони, потом однуиз них приложил к губам: буду нем, как рыба. И рассказ наконец тронулся сместа, хотя в полном безмолвии епископ удержаться не смог – не тоготемперамента был человек.

– На пароход Шелухин и его свита сели в Нижнем,– стал докладывать прокурор. – Туда, как я выяснил, приехали поездом из Москвы.Кондуктор запомнил лже-Мануйлу: колоритный для первого класса пассажир. Ехал вкупе один, остальные оборванцы, у которых места были в общем вагоне, по очередиего навещали. Понятно, почему первый класс – для пущего правдоподобия: мол, и всамом деле пророк едет. И понятно, зачем с Шелухиным все время кто-то находился– из-за шкатулки... В Москве у «найденышей» есть нечто вроде сборного места,подвал на Хитровке, рядом с синагогой. Надо думать, нарочно держатся поближе кединоверцам, но настоящие евреи этих ряженых в синагогу не пускают и дела сними иметь не хотят. Мануйлина паства молится на улице, снаружи. Зрелищепотешное: накрывают головы полами своих хламид, что-то такое гнусавят наломаном иврите. Зеваки потешаются, евреи плюются. В общем, аттракцион. Учтитееще и то, что большинство «найденышей» весьма неприглядны на вид. Уродливые,пропитые, с проваленными от сифилиса носами... Любопытно, что хитровскаяголытьба этих юродивых не трогает – жалеют. Я понаблюдал за «найденышами», коес кем из них поговорил. Знаете, что меня больше всего поразило? Они просятподаяния, но денег не берут – только съестное. Говорят, что копеек им не нужно,потому что деньги царевы, а пропитание – оно от Бога.

– Как не берут денег? Откуда ж взялась«казна»?

– В том-то и штука! Откуда? Мы ведь с вамиисходили из того, что содержимое похищенной шкатулки – это милостыня, собранная«найденышами». Что Мануйла все эти бессчетные пятачки да грошики поменял накредитки и аккуратно в шкатулочку сложил. А тут выясняю – нет, ничегоподобного! Я даже от «варшавской» версии отвлекся – заинтересовался, откудавзялись деньги. Стал осторожно выведывать у фальшивых евреев, слышали ли онипро Мануйлину казну. Надо сказать, люди это по большей части открытые,доверчивые – именно такие ведь обычно и становятся добычей проходимцев.Говорят: знаем, слышали. «Аграмадные деньжищи» на обустройство в Святой Землепожертвовал пророку Мануйле какой-то купчина из города Боровска. Я, разумеется,отправился в Боровск, поговорил с «купчиной».

– Да как ты его отыскал? – ахнул Митрофаний,не уставая поражаться, какие бездны напористости и энергии, оказывается, таятсяв его духовном сыне.