Пелагия и красный петух - Борис Акунин

Начать с того, что поезд, которым Бердичевскийследовал из Нижнего Новгорода, привез его в город Бердичев, где нужно былопересаживаться на житомирскую узкоколейку.

Когда же Матвей Бенционович прибыл в столицуВолынской губернии, оказалось, что оба интересующих его учреждения – и тюремныйкомитет, и полицейское управление – находятся не где-нибудь, а на БольшойБердичевской улице.

К этому времени прокурор был уже всецело вовласти мистического чувства, что это не он куда-то направляется, а что егонаправляют,и потому держал ухо востро, а глаза широко раскрытыми – чтобы, недай Бог, не пропустить какого-нибудь важного знака.

И что вы думаете?

На станции случайно подслушал разговор двухевреев-коммерсантов. Те сетовали, как тяжело стало жить в городе и какая этобеда, когда начальник полиции – жидомор.До сего момента Бердичевскийнамеревался первым делом отправиться в тюремный комитет, для чего запассяписьмом из канцелярии заволжского губернатора, а тут с ходу внес впервоначальный план корректировку: именно с полицейского жидомораи начать.

Остановился в лучшей гостинице «Бристоль», гдена стойке сиял лаком телефонный аппарат Микса-Генеста и был гордо выставленсправочник городских абонентов, весь уместившийся на одной странице.

Мокроносый, губастый носильщик поднес чемоданвновьприбывшего к стойке. Там царствовал портье – важный, с золотой цепочкой набрюхе.

– С поездом прибыли, Наум Соломоныч, – доложилносильщик, простуженно гнусавя. – Я мигом подлетел, так и так, говорю, к нам в«Бристоль» пожалуйте.

– Молодец, Коля, – похвалил портье.

Цепким взглядом охватил хорошее пальто МатвеяБенционовича, чуть задержался на лице, сладко улыбнулся.

А Бердичевский смотрел на аппарат. Статскомусоветнику и в этом атрибуте прогресса привиделся знак свыше. Вот он, номерполицеймейстера: «№ 3-05 надв. сов. Гвоздиков Сем. Лик.». Что означает «Лик.»,было непонятно.

Тем не менее покрутил ручку, велел барышнесоединить. Действовал не логически, а по вдохновению.

Представился фамилией, должностью и чином,условился о встрече. Рассоединился очень собой довольный – кажется, житомирскоерасследование начиналось в хорошем темпе.

Но тут Бердичевского ждал удар.

Портье, уже раскрывший книгу для постояльцев идаже обмакнувший в чернильницу ручку, почтительно сказал:

– Добро пожаловать, ваше превосходительство.Какая честь для нашего заведения. Приятно, когда еврей – большой человек.

Топтавшийся тут же швейцар (совершенно такой,как положено быть швейцарам – в ливрее и с окладистой бородой, но притом сдлиннющими пейсами) присовокупил:

– Аф алэ йидн гезухен [14].

– С чего вы взяли, что я еврей? – обомлелБердичевский.

Портье только улыбнулся:

– Слава Богу, не первый год на людей смотрю.

– Ай, господин генерал, неужто по вам не видно– а идише коп[15] —добавил швейцар.

Матвей Бенционович мысленно проклял своюнеосторожность. Сегодня же весь еврейский Житомир будет знать про интригующегоприезжего, да еще, разумеется, с преувеличениями. Вот он уже и «генерал», и«превосходительство», а к вечеру, надо думать, в министра превратится.

– Носильщик! – крикнул простуженному прокурор.– Забери чемодан и вызови извозчика!

– Ай-я-яй, забыли что-нибудь? – переполошилсяпортье.

– Да. Я назад, на станцию, – отрывисто бросилБердичевский на ходу.

И услышал, как портье громко сказал на идишпейсатому швейцару:

– Эти выкресты хуже гоев.

Тот в ответ процитировал, только уже наиврите, грозные слова пророка Исайи, которые Матвею Бенционовичу частоприходилось слышать в детстве от отца: «Всем же отступникам и грешникам –погибель, и оставившие Господа истребятся».

Настроение было испорчено.

На центральной Киевской улице встревоженныйпрокурор зашел в «Salon de beaute», купил патентованную американскую краску«Белокурый ангел ».

Нашел другую гостиницу – «Версаль» (котораябыла совсем-таки не Версаль); в фойе вошел, натянув на глаза шляпу и поднявворотник.

В комнате перед умывальником сталперекрашиваться в белокурого ангела, не забыл и про брови.

Ах, раньше нужно было сообразить! Тут ведьчерта оседлости, а не богоспасаемый Заволжск, где не умеют так ловко определятьнациональность по лицу.

Результат превзошел все ожидания. МатвейБенционович немного волновался из-за своего вопиюще неславянского носа, ноблондинистость справилась и с носом: был еврейский крючище, а стал прегордыйбушприт, орлиного и даже породистого вида.

Разглядывая в зеркало свою преображеннуюфизиономию, статский советник обнаружил в ней все признаки аристократическоговырождения, вплоть до скорбных впадинок под скулами и скошенного подбородка.Хотя чему тут удивляться? Каждый еврей, хоть самый замухрышка, имеетгенеалогию, протяженности которой могут позавидовать и Романовы с Габсбургами.

В довершение боевой раскраски, перед тем какступить на тропу войны, Бердичевский переоделся в вицполукафтан, на петлицахкоторого сияли лучистые звезды пятого класса (жидомор-то был всего лишь «надв.сов.», то есть чиновник седьмого класса).

Покосился на себя и справа, и слева. Остался вполнедоволен.

– А позвольте осведомиться, господинБердичевский, по какой такой причине вас, прокурора из отдаленной губернии,интересуют сведения о житомирском отделении «Христовых опричников»? – тихоспросил Семен Ликургович Гвоздиков, рыхлый господин с одутловатыми щечками инездоровой желтизной в подглазьях.

Матвею Бенционовичу не понравилось в этойреплике решительно все: и то, что она была произнесена после продолжительногомолчания, и то, что имела вид встречного вопроса, и совсем уж нехороша былаинтонация, с которой полицеймейстер произнес сомнительную фамилию.