Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

Ольха вспомнила серьезные глаза Влада, затаенный в нихогонь, зябко передернула плечами:

– Похоже, он в самом деле умен.

– Что-то о нем знаешь? – насторожился Ингвар.

– Нет, а что?

– Да так, болтают разное.

– Что?

– Ну, что он на самом деле не сын Ольгарда, а ВадимаХороброго. Но это вряд ли… Он вылитый Ольгард! Хоть и родился как раз черездевять месяцев со дня, когда пал Вадим.

Она попыталась припомнить среди пирующих воевод Ольгарда,пожала плечами:

– Да какая разница? Ежели вы в самом деле пытаетесьсмешать все племена в кучу, порушить законы…

Голос ее был злым. Ингвар окинул цепким взглядом решетки наокнах, он в самом деле пришел вспомнить, какие они, уже подзабыл, на сердцеотлегло. Среди русов по пальцам перечтет тех, кто сумел бы повредить этирешетки. Асмунд, Рудый, но этих двух никакой женщине не обвести вокруг пальца.Еще он бы, пожалуй, смог, но лучше голову себе сорвет своими же руками, чемотогнет хоть один прут!

– Мы строим Новую Русь, – начал он сердито.

Ольха прервала:

– Это уже слышала. Во имя построения своего государствавы готовы залить кровью все эти земли… Погоди, если обрезание касается непуповины, то чего?

Ингвар попятился, с порога пробормотал, что обед ей ненесут, потому что вот-вот позовут на пир. И поспешно закрыл дверь, оставив еесо вскинутыми удивленно бровями.

Тени от забора удлинились, стали угольно-черными. Багровое,как поджаренное мясо, солнце, огромное и залившее полнеба темно-красным огнем,тяжело сползало по медленно темнеющему куполу к черной черте земли.

Она услышала тяжелые шаги, русы все шагают тяжело,по-хозяйски, затем загремел засов. Дверь распахнулась, там стоял снова Ингвар.Его синие глаза были темными, как вечернее небо. Ольхе показалось, что в нихотражается кровавый закат. Он был в белой рубашке с открытым воротом, бритаяголова блестела, но подбородок и щеки были иссиня-черными. Судя по всему,воевода не нашел времени выбрить лицо.

– Пора, – сказал он мрачно.

– На твой пир? – спросила она, не двигаясь сместа.

– На пир к великому князю, – сказал он.

Голос его был глухой, он смотрел на нее неотрывно. Ольхамедленно поднялась. В глаза человеку, который привез ее на глумление, смотретьне хотела. Ингвар отступил, давая ей дорогу, она так же неспешно вышла.

Ингвар повел ее вниз, как он сказал, короткой дорогой.Прошли через две богато убранные комнаты, в одной к балке была подвешенапросторная клетка. Птица сидела на жердочке яркая, с таким загнутым клювом, чтоОльха остановилась, обомлев. Таких птиц не видела, даже не думала, что такиемогут быть на свете.

А птица посмотрела на нее одним глазом, сказала скрипучимголосом, но отчетливо, по-человечьи:

– Начнем с главного?.. Да, наливай!

Ольха вскрикнула, отпрянула, спиной ударилась о стену. Птицапочесалась, произнесла хрипло:

– Бей ромеев! Хазары – подлые… Есть хочешь?

Ольха чувствовала, как тряслись ее губы. Ингвар наглосмеялся, будто говорящие птицы паслись по всем помойкам – чему дивиться?

– Свиненок, – сказал он весело. – Жил вкомнате Олега, а тот готовил поход на Царьград. Наслушался на военном совете.Ишь, наливай ему…

Ольха прошептала:

– Что… это… за чудо?

Ингвар пренебрежительно отмахнулся, но Ольха видела, какимторжеством вспыхнули его глаза.

– Говорящая ворона. Из теплых краев. Там стаями летают.Тоже кизяки клюют.

– Такие… красивые?

Он открыл рот, хотел ответить, но что-то остановило. И Ольхапрочла в глазах воеводы, что и она, для древлян такая красивая и волшебная,здесь в клетке. И тоже будет кизяки клевать, если заставят.

Вспыхнув, она отклеилась от стены и заставила себя идтимимо, не бросив даже взгляда на волшебную птицу. А та что-то кричала скрипучим,но человеческим голосом, упрашивала, грозилась, обещала.

Еще в коридоре она ощутила запах дыма и жареного мяса. Скаждой же ступенькой вниз запахи становились сильнее и разнообразнее. Онаузнавала и ароматы лесных ягод, что явно идут на подливу, запах меда и медовух,ароматных трав. Но были и запахи незнаемые, пряные, тревожащие. Доносился ислитный шум, будто толпа осаждающих пыталась вломиться в крепость.

Со второго поверха уже различала пьяные вопли, песни,выкрики, здравицы. Она чувствовала, как вся сжимается в комок. Чужой народ,враждебный народ. Она здесь не княгиня, а пленница. Которую сейчас осмотрят,как корову на торгу, и продадут… Хуже того, отдадут любому, кто захочетпротянуть к ней руку и назвать женой.

Хоть не наложницей, мелькнуло с горькой насмешкой. Впрочем,Олег не хочет ее чрезмерного унижения. Это вызовет взрыв злобы в Искоростене. Авеликий князь любых ссор избегает пугливо. Не уверен в своей власти, не уверен!И не зря.

Хотя какая разница, подумала она трезво. Хоть женой, хотьналожницей. Все равно убьет любого мужика в ту же ночь, а затем лишь покончит ссобой.

У входа в палату остановилась на последней ступени. Здесьпир уже гремел, на нее внимания не обращали. Под стенами на вертелахповорачиваются, бесстыдно выставляя оголенные ноги, туши кабанов, молодыхкосуль, оленят, гусей. Жир капает на багровые угли, с шипением взвиваетсясиними чадящими дымками. Из распахнутых настежь дверей непрерывной чередойбегут взмокшие отроки, у каждого в руках огромное блюдо. Ставят перед боярами,забирают предыдущее, даже если гость не успел и дотронуться, подкатываютбочонки со странно пахнущей бражкой или заморской медовухой. Ольха догадалась,что там неведомый напиток, о нем рассказывал побывавший в дальних племенахВырвидуб, но ему не верили: что на свете может быть еще, окромя браги имедовухи?

Она судорожно перевела дыхание, сошла в палату. Одних боярбольше, чем у нее войска! Вздрогнула от удивления: здесь не только русы. Немалотаких, как Влад: с волосами до плеч, есть даже с короткими бородками. Есть сволосами до плеч и чисто выбритыми подбородками, но с пышными усами: у когосвисают до груди, кто лихо загибает кверху, кто вообще срезает лишнее, оставляятолько черную щеточку на верхней губе… Похоже, здесь, кроме русов, еще сдесяток племен и народов.

Многие, как увидела сразу, в странных переливающихся искрамирубахах. Волосы перехвачены золотыми обручами, а кто предпочел булат, тотвставлял посередке лба рубин или яхонт, а то и вовсе такие невиданной красотыкамни, что у нее спирало дыхание. А кто был на воинской службе, тот вовсеявился в доспехе, но таких панцирей Ольха отродясь не видывала: золотые,блистающие, с выбитыми диковинными зверями на груди!