Обратный отсчет: Равнина - Токацин

Отсюда просматривался весь город — внутренности гигантского окаменелого дерева на тридцать метров в глубину. Гедимин скользнул взглядом по вырубленным в коре направляющим для огромных сдвижных пластин — проём был вентиляционным люком и при необходимости закрывался, и у механизма, приводящего крышки в движение, дежурили отряды Броннов. Вокруг них, на каждом свободном пятачке, что-то росло, свисало, копошилось. Ещё пять метров вниз — и начиналась бесформенная масса, похожая на залитую чем-то твердеющим губку. Видимо, это были остатки самого дерева, внутренняя структура, — они тянулись вдоль стен, оставляя свободным только пространство по центру, тридцатиметровый круглый колодец. С его дна поднимались складчатые столбы разной высоты; по торчащим листьям Гедимин опознал деревья курруи.

Дудки и трещотки замолчали.

— Уран и торий! — Айзек резко развернулся к Гедимину, и тот привычным жестом вскинул сфалт над головой, посылая в красное небо узкий зелёный луч.

— Уран и торий!

…Двое Броннов держали высветленную пластину коры; края у неё были неровные, обрезанные в спешке, но резчики явно пытались сделать правильный круг. Айзек в четыре мазка обозначил на ней зелёный трилистник. Дудки снова взвыли. Гедимин, мигая, смотрел, как пластину на тросе спускают внутрь «здания». Внизу радостно верещали, и даже дежурные у сдвижного механизма порывались подпрыгнуть и чем-нибудь помахать — но на их узком козырьке для прыжков было мало места. Гедимин помахал им в ответ. Вой стал громче.

— Сейчас пройдём по краю крыши и спустимся во-он на тот купол, — Айзек указал на ближайшее гигантское дерево. — Закончим путь в роще курруи. Вон там она, внизу, видишь? Там же будет пир!

Гедимин встряхнул головой — от высокочастотных звуков со всех сторон звенело в ушах.

— Почему рисовал на подвеске?

— А где ещё-то? — Айзек посмотрел на него, как на идиота. — С коры — металлом смоет, внутрь — никак. Идём!

Бронны уже спешили по тропе, огибающей верхний «люк». Гедимин пошёл за ними, стараясь придерживаться рёбер жёсткости, — здесь, на изгибе, кора была тоньше, в ней чувствовались внутренние структуры, и прочность от них не увеличивалась. Обзор сверху был хороший — там, где выступы коры не заслоняли нижний уровень — и сармат на поворотах приостанавливался, рассматривая окрестности. «А тут много жилого пространства,» — думал он, глядя на прижавшиеся друг к другу купола-стволы. «Даже мелкие деревья — как бараки. А то, что под ногами, — целый посёлок…»

Внизу зияли открытые «люки» малых куполов. Под ними не было никаких сдвижных пластин — живые деревья следили за своей вентиляцией сами. Гедимин видел зубчатые выросты по кромкам «лепестков» коры и пустоты под ними и думал, шевелятся ли губчатые стены «жилых отсеков», когда дерево прикрывает проём — и куда в это время прячутся жители. Два нижних «яруса» были живыми; каждый составляли деревья примерно одного размера, можно было бы подумать, что их посадили одновременно, — но располагались они несимметрично, как придётся. Гедимин мысленно двигал их, расставляя оптимальным способом, пока тропа не свернула к гигантскому окаменевшему куполу; отсюда внешние насаждения не просматривались, зато хорошо были видны внутренние.

Кольцо огромных деревьев росло по краю многометрового котлована округлой формы — кратера сорока метров в поперечнике. Его дна Гедимин не видел — оно сплошь заросло столбчатыми деревьями. Вокруг их, по краям кратера, к окаменевшим гигантам прижимались их живые сородичи — небольшие, метров по десять, приплюснутые с одной стороны и сильно деформированные, будто пустота с одного края сильно мешала их росту. Их «люки» были открыты, высунутые листья-флаги колыхались, но и «люки», и «флаги» выглядели искривлёнными, заметно перекошенными.

Дерево прижалось к соседнему плотно, выступы коры вошли в выемки, и тропа резко свернула вниз, на мост из прокалённых деревяшек. Гедимин ступил на него одной ногой, тут же цепляясь когтями за прочную кору и перебираясь на гребень. Тропа огибала купол, плавно приближаясь к большому проёму. Ещё пара десятков метров — и Айзек остановился, жестом указывая Гедимину, где ему встать и куда повернуться.

— Уран и торий!

…Дозиметр на запястье перестал мигать и зажёгся ровным светом. Город «фонил». Под ногами Гедимина из-под окаменевшей коры проступали светящиеся изжелта-зелёные прожилки. С верхушки последнего купола он увидел, что они стянулись в кольцо вокруг древнего кратера, выпустив внутрь ветвящиеся «корни», и что под каждым живым деревом горит своё световое пятно, соединённое с остальными.

— Спускаемся! — крикнул Айзек, указывая на тропу, уходящую вниз. С окаменевшей коры дерева-купола она спускалась на обломки ещё более древней; они проступали из-под живой поросли, плотно врастая в скалу. Здесь тоже когда-то было дерево; то, что от него осталось, давно пропиталось минеральными растворами, от органической структуры сохранилась только форма.

— Здесь тоже был город? — крикнул Гедимин, на секунду поравнявшись с Айзеком, и тут же едва не потерял равновесие на несимметричном выступе коры. Бронны взволнованно заверещали.

— Здесь? — Айзек кивнул на кратер и густой «лес» курруи, маячащий невдалеке. — Да, первая зифта Алвена!

«Зифта?» — Гедимин вспомнил дерево с пещерами, оазис посреди Сфена Молний. «Видимо, они много где растут. Устойчивая жизненная форма…»

— Сколько лет городу? — спросил он, но Айзек только дёрнул плечом. Последний отрезок тропы с обратным уклоном нырял в просвет между двумя живыми куполами и был весь утыкан перекладинами; здесь даже Бронны спускались с опаской, а Гедимин, скользя по стенам на когтях, на последних пяти метрах не выдержал и спрыгнул.

Внизу была скала — местами окаменелое дерево, местами настоящий камень — и что-то из этого откололось при посадке. Гедимин, смягчая падение, откатился немного в сторону и выпрямился. Айзек, спускающийся по ступеням, посмотрел на него и укоризненно хмыкнул.

— Ты легче, — буркнул сармат, оглядываясь по сторонам. Сверху нависали тридцатиметровые стены, сбоку — деревья-колонны, иссверленные нишами. Под ногами хрустел гравий вперемешку с чешуями окаменелой коры — она разваливалась не на округлые или угловатые камешки, а на волнистые пластинки. Деревья курруи нависали над сарматом — они росли тут явно не первый год и даже не первое десятилетие, некоторые поднимались на пятнадцать метров.

Место, где все Бронны остановились и попытались построиться