Легенда об Эльфийской Погибели - Александра Рау

таким образом – без эмоций, с твердостью, присущей матери в важные моменты. В начале их с отцом брака ее даже прозвали ведьмой: мягкая и женственная, юная госпожа влияла на решения мужа, и даже спустя годы, несмотря на погасшие чувства, король считался с ней как ни с кем другим. До того, как в игру вступила Минерва.

Я могла бы стать такой, как мама, если бы захотела. Уехав в Куориан и поддавшись чарам Ханта, могла бы, как она, править чужим народом со всей любовью и силой, что вложило в меня королевское воспитание. Могла бы, может, если бы умела молчать, как того требовали устои нашего общества, и говорить лишь за дверьми своих покоев, где противоречивые высказывания могли слышать лишь служанки да любовники.

Сдержанность не была ни моим достоинством, ни моим пороком.

Я взглянула на левое запястье. Тяжесть брачного браслета больше не тянула его вниз, беспрестанно напоминая о вынужденном обещании. Мне казалось, что Богиня простит меня за эту вольность, что данные на свадьбе клятвы – это всего лишь слова. Но я испытывала толику стыда за то, что преднамеренно лгала Матери и тому, кто вверил мне свое сердце. Когда бесстыжее, самоуверенное лицо Ханта постоянно мелькало перед глазами, я ни на мгновение не сомневалась в своей ненависти к нему. Но в день битвы, когда он помрачнел, заметив отсутствие браслета, я ощутила, будто воткнула в его спину нож. Мои чувства, скорее всего, объяснялись сожалениями о его смерти – я бы предпочла, чтобы он ходил по земле и мучился каждый день своей жалкой жизни, – и все же теперь он не казался мне таким подлым, каким виделся прежде.

Собравшись с силами, я все же дописала письмо и позвала Мию, чтобы она организовала его отправку. Служанка послушно выслушала поручение, положила свернутый лист бумаги в карман передника и в ответ протянула мне утепленную накидку с капюшоном, что я надевала лишь зимой.

– В саду по ночам прохладно, – невозмутимо ответила она на вопросительный взгляд.

Недоумение провисело в воздухе еще несколько секунд, пока со стороны балкона не раздались странные звуки. Я прислушалась: скрипяще-стонущий голос выдавливал слова, словно те давались ему с большим трудом, издавая нечто вроде воя между ними. Поначалу услышанное насторожило меня, но, осознав, что несчастные потуги были словами известной при дворе песни, выбежала на балкон. Я знала лишь одного мужчину, чье пение было настолько кошмарным.

Если кто-то из придворных спал, что вполне вероятно, и до сих пор не проснулся от столь чудного представления, Териат продолжал безжалостно отгонять сон от их спален. Бедняга скрипач, явно выдернутый из постели, лениво подыгрывал эльфу, делая получавшуюся песню еще более невыносимой для ушей. Я умоляла их прекратить, едва ли не задыхаясь от смеха.

– Только если ты сейчас же спустишься!

Издеваться над подданными не входило ни в обычаи жизни принцессы, ни в обязанности советника, коим я надеялась стать, и я бегом отправилась вниз по лестнице. Предложенный служанкой плащ я, разумеется, забыла, и несчастной Мие пришлось гнаться за мной два этажа, путаясь в юбках, чтобы накинуть его на мои плечи.

У дверей, ведущих к саду, я чуть не столкнулась со скрипачом, сонно бредущим в свою обитель.

Эзара ждал меня с блаженной улыбкой на губах, отчего шрам на его щеке чуть искривился, сделавшись похожим на молнию. Галантно протянув руку, он ждал меня в конце лестницы, и стоило мне вложить свою ладонь в его, чинно повел меня вглубь сада. Мы молчали. Красоты природы в объятиях осени померкли, но не погибли, и, укутанные полотном ночи, были малоразличимы, но по-прежнему прекрасны.

Мы подошли к небольшой полянке, окруженной осыпавшимися кустами шиповника, и я увидела расстеленное на траве покрывало и стоящую на нем плетеную корзину. Из-под бежевого полотенца поднимался пар, разнося по саду запах свежей выпечки.

– С вишней?

– Разумеется.

Живот заурчал, воспевая эльфу благодарности, и я тут же упала на предложенное ложе, запуская руку в корзину. Ягодный сок вырывался из-под ржаного теста, обжигая губы, но остановиться было невозможно. Териат лишь налил в кубок вина и лениво смаковал его, бросая взгляды то на меня, то на усыпанное звездами небо. Утолив голод, я потянулась к кубку, но эльф с сожалением поджал губы и сделал крупный глоток, после чего перевернул сосуд, демонстрируя его пустоту.

Я с тяжелым вздохом опустилась на покрывало, и Тер тут же положил голову на мой живот. Я гладила его по волосам, словно огромного рыжего кота, о котором всегда мечтала, а он изредка вытягивал губы, чтобы сквозь ткань рубашки оставить на моей коже теплый след.

– Слышал, Кидо согласился, – наконец произнес Эзара. Тишина ничуть не смущала меня, но звук его голоса приятно коснулся слуха. – И на трон, и на родовое имя.

– Насчет последнего он еще колеблется. Несколько раз произнес: «Кидо Уондермир» – и сказал, что это звучит, будто имя для странствующего поэта.

– Его душа полна противоречий, как и подобает мастеру слова и рифмы.

Я улыбнулась, вспомнив, как однажды Териат и сам попробовал себя в изящном ремесле, но ничего не ответила.

– Он уже решил, что делать с Лэндоном?

– Паршивец не признает, что был под чарами, – пожала плечами я. – Значит, за содеянное его нужно судить по всей строгости закона. Измена, преднамеренное убийство и прочие очаровательные аспекты жизни советника должны были обеспечить ему место под солнцем, однако лишь обрекли его на тьму.

– Казнь, – констатировал Териат.

– Пожалуй, это было бы слишком просто. У Кидо на него другие планы.

Эльф хмыкнул, и этот звук будто бы эхом отдался у меня в животе.

– Пожизненное заточение?

– Гнить в тюрьме – испытание для ума и тела, но так Грее придется заботиться о нем: кормить, поить, переодевать. Кидо придумал кое-что другое. Он лишит его титула, денег и заслуг перед королевством и позволит жителям Греи и окрестностей использовать его для самой тяжелой и неприятной работы. Каждые два-три месяца Лэндон будет обязан менять место службы. Кидо уверен, что это заставит его страдать куда сильнее, чем самокопание в темнице – Лэндон так старался пробиться и занять хорошую должность, что это будет для него страшнейшим из унижений. С предложением Кидо спорить не стали – кроме него, никто в замке не может похвастаться дружбой с бывшим советником.

Териат поднялся, обрекая нагретый теплом его щеки живот на ужасающий холод, но спустя пару мгновений вернулся, накрывая мои ноги свободной частью покрывала.

Я всматривалась в небо, отыскивая знакомые созвездия, и, завидев какое-нибудь из них, непременно указывала на них пальцем. Тер хвалил меня за наблюдательность, но уговаривал продолжать поиски, ведь бессчетное множество звезд таило в себе куда больше, чем можно было заметить с первого взгляда. Мое внимание привлекло тусклое мерцание множества крошечных песчинок, разделявшее два стройных ряда из крупных, почти ослепительных звезд.

– Маэт! – воскликнула я.

– Все еще мерцают, – мрачно заметил Териат.

– Ты правда думаешь, что люди когда-либо перестанут воевать?

– И даже надеюсь увидеть это своими глазами.

– Что ж, за века твоей жизни может случиться всякое.

Эльф набрал полную грудь воздуха, а затем шумно выдохнул, будто бы подбирая слова. Его пальцы забрались ко мне под рубашку, холодом пощекотав низ живота, отчего внутри все сжалось и затрепетало.

– Хотел бы я быть как ты.

– Девушкой? – уточнила я. – Принцессой? Сестроубийцей?

– Человеком.

– Почему? Даже создавшая людей Богиня не слишком к нам любезна. Если бы перед ней стоял выбор, какому народу сохранить жизнь, а какой стереть с лица земли, последним бы точно оказались люди.

– Возможно, именно поэтому, – пробормотал Териат. – Длинная жизнь с одинаковой вероятностью может стать как благодатью, так и проклятием, лисица. Людям же не приходится оглядываться на столетия опыта и учитывать будущие столетия жизни. Они живут ярко, зная, что увянут так же быстро, как расцвели. Наслаждаются, не дожидаясь, когда станут того достойны.

– Именно поэтому среди нас столько подлецов.

– И вы слагаете столько стихов и песен.

Я задумалась. Мне хотелось поспорить с ним, ведь я всегда читала, что жизнь эльфа куда чище и прекраснее, чем жизнь любого человека, и именно их единение с природой делало их полноправными детьми Богини. Впрочем, свое пьянство и слетающие с губ ругательства я только и могла оправдывать тем, что юность человека коротка и скука зрелости рано или поздно настигнет меня, куда бы я ни бежала.

– Люди цепляются за ускользающую от них молодость и потому творят бесчинства, – продолжила я свою мысль вслух. – В то время как ни один человек в мире не дожил и до ста лет, вы и спустя полтора века после рождения можете быть детьми.

– По-твоему это хорошо?

– Не знаю, – честно ответила я. – Но у вас есть выбор, а наша жизнь распланирована и предрешена. Девочки