Вампирский роман Клары Остерман - Ульяна Черкасова

class="p1">Не хочу, чтобы мои кошмары повторялись…

И Тео… Тео… я поверила, почти поверила, что он послан мне судьбой, провидением, самим Создателем, чтобы уберечь от горя, беды и одиночества. Нас будто связала невидимая нить, и вот… вот уже его нет. Так горько, жестоко, трагично, неожиданно и бесповоротно.

Я… я не знаю, что делать.

Кажется, это всё кошмарный сон, и ему нет конца.

Я заблудилась.

Я проснулась после обеда, когда короткий день последнего зимнего месяца уже начал сереть, погружаясь в сумерки. Сейчас сижу снова у костра, мне дали шаль, чтобы накрыться, хотя, если честно, я совсем не мёрзну, и вот продолжаю писать, так много мыслей шумит в голове.

Фарадальский лагерь днём – это очень странное место, полное громких звуков, непривычных запахов, ярких красок, что особенно режут глаза в конце зимы, когда уже и забываешь, что мир может быть не только серым, белым и чёрным.

Сильно несёт дымом. Вита сказала, ночью где-то случился пожар, и я не могу перестать думать о Тео. Не понимаю, отказываюсь понимать, почему Сёстры так поступили с ним.

Фарадалы в основном меня сторонятся. Подходил Буша, предложил позавтракать, я согласилась.

В лагере все всё делают сообща: завтракают, убираются, работают. Во время завтрака я столкнулась с Замбилой. Она снова сделала тот странный знак, проговорила что-то на фарадальском (подозреваю, это проклятие), и поспешила отойти подальше, но я нагнала её.

– Простите, господица Замбила, – не отставала я, преследуя старуху по дороге к её кибитке.

Она уже взобралась по ступеням, когда я в отчаянии воскликнула:

– Господица Замбила, кто такие мулло?

Зыркнув на меня злым подслеповатым глазом, она нырнула в кибитку, так и не ответив, но стоило мне разочарованно вздохнуть, развернуться и уже сделать шаг обратно к костру, как она вдруг выглянула обратно наружу:

– Кровососы, – прошипела она. – Создания Нави. Мертвецы.

Мертвецы. Об этом же упоминала ночью Вита.

– И вы уверены, что я мулло? Как его опознать?

Старуха спустилась на одну ступень ниже. Фарадальские кибитки почти всегда в пути, но на зиму обычно остаются до весны в одном месте, и к ним приставляют маленькие шаткие лестницы. Мне даже наступать на них страшно, но сами фарадалы ловко взбираются по ним. Вот и Замбила, несмотря на возраст и сильную хромоту, вовсе не боялась стоять на верхней ступени, подбоченившись.

– Я ни в чём не уверена, маленькое чудовище, – сказала она, глядя на меня с нескрываемым презрением. – Но я знаю, что передо мной чудовище, когда вижу его. Может, ты и не мулло. Они – ожившие мертвецы, а ты слишком похожа на человека, но ты не вештица, не ведьма и не человек. Вот эта чернота в твоей груди противоестественна. Она – враг всему живому, враг Золотой силе, которая нас всех питает.

Не передать словами чувства, что испытываешь, когда тебе говорят, что ты не человек. Чудовище. Нечто противоестественное и уродливое. То, чего не должно существовать.

А ты… то есть я даже не понимаю, в чём провинилась. Ведь я ничего не сделала.

Но мне так отчаянно хочется понять, что происходит со мной. Пришлось отбросить обиду и боль, чтобы узнать чуть больше.

– А… как становятся мулло?

– После смерти. Если вовремя не похоронить человека, то он может превратиться в мулло.

– И… что они делают, когда восстают из мёртвых?

– Пьют кровь живых. Мулло сильные, соблазнительные, неуловимые. И могут становиться невидимыми для остальных. Только мулло может разглядеть другого мулло.

– Но я же видима, – растерянно пробормотала я.

– Хм, это да…

Из горла рвались всхлипывания, но я заставила себя спросить:

– Мне можно как-то помочь? Существует лекарство от этого?

– Это не болезнь, – сказала Замбила. – И даже не совсем проклятие. Просто такова твоя суть. Как моя, – она коснулась груди, в которой плескался золотой манящий огонь, – такова. Другого не дано. Живи с этим. Но лучше умри, чтобы не навредить другим.

– Почему вы так говорите?! – вырвалось у меня с возмущением. – Я же никому не причинила зла.

– Пока что, – сплюнула Замбила, снова складывая пальцы в странный знак. – Пока что. Но обязательно причинишь много-много зла. Это твоя природа.

– Вот увидите, я никому никогда не причиню зла! – воскликнула я в резкой ярости. – Я хороший человек, и я вам это докажу.

Не знаю, что случилось, но Замбила вдруг отшатнулась, подвернула ногу на ступени и упала. Она дико закричала, я кинулась к ней на помощь, а она ещё пуще заорала:

– Уйди! Прочь! Прочь, нечистая!

Сбежались люди, оттолкнули меня от старухи.

– Я ничего не делала! – возмутилась я. – Клянусь, я её даже не трогала.

– Пошла прочь, мулло! – верещала Замбила, и другие женщины, с опаской глядя на меня, загородили старуху собой.

– Уходи, мулло, – сказала одна из них.

Из-за кибитки выскочила Вита, оглядела нас всех строгим взглядом.

– Что тут случилось?

Я попыталась объяснить, что мы просто говорили, и Замбила сама упала, но Вита, кажется, совсем не слушала. Она схватила меня за локоть и силком отвела к костру. Вокруг него снег совсем растаял, и было видно жухлую прошлогоднюю траву и землю. У огня грелась большая чёрная собака и незнакомые мужчины, которые тут же ушли, стоило мне появиться.

– Сиди здесь, – велела мне Вита.

– Клянусь, я… – продолжала оправдываться я, но фарадалка меня перебила, усевшись рядом.

Резкими дёргаными движениями она достала трубку, забила табаком и, закурив, наконец, произнесла хрипло:

– Давай так. Ты поможешь нам, а мы поможем тебе.

– Что ты имеешь в виду?

– Хочешь спасти своего друга?

– Что… Тео…

Улыбка у Виты лихая, разбойничья. Недаром фарадалка. Весь вид у неё такой, точно она сама не знает, поцелует тебя в следующий миг или зарежет.

– Златан! – позвала она, оглядываясь. – Златан, подойди.

– Что с Тео?! – вырвалось у меня. – Вита, он жив? Но как…

– Погоди, сейчас, – отмахнулась от меня фарадалка. – Златан! Пошустрее!

Я повернула голову в сторону, куда она кричала, и заметила щуплого, сутулого немолодого мужчину с чёрной, как мазки угля, щетиной. Он выглядел усталым, каким-то взъерошенным, помятым, и я почти сразу узнала, почему так.

– Эта, – он оглядел меня пронзительным взглядом ярких как весеннее небо голубых глаз, – мулло.

Пусть Златан и назвал меня мулло, то есть чудовищем, но такой явной опаски, как Замбила не выказал.

На этот раз я пропустила мимо ушей неприятное прозвище. Это казалось теперь такой малозначительной ерундой.

– Что с Тео? – Я уставилась на Златана с мольбой, едва не заламывая руки. –