И оживут слова - Наталья Способина

– Да брешешь!

– Да я сам видел! Это ты на весле сидел, а я рядом был!

– А дальше? – поторопил Миролюб.

– А дальше ясно стало, что уйдут квары. У нас хоть Януш, да у Будимира лодья быстрее. И кормчий у них тоже хорош оказался. Януш так сразу и сказал: мол, в море выйдут – уйдут. А Януш в таком никогда не ошибается.

– Ну и Олег как раз с воеводиной раной закончил, – подхватил второй. – Наших-то много им вслед стреляло. И я стрелял, да на такой ветер – это только страху нагнать, куда там попасть. Им-то сподручней было. Их стрелы почти по ветру летели. Только и успевали их щитами ловить. А Олег совсем без головы – на нос залез. Ему уж Радогость и канат кинул, чтоб хоть привязался. «Нет, – кричит, – мешать будет».

– Воевода поди все горло сорвал, пока на него орал. Да тут дери горло не дери – все одно ничего не сделаешь. Стащить с носа тоже боязно: ну как под руку влезем да он под весла упадет? Я, признаться, до того только слышал, как он стреляет. Да думал, брешут. Но только то ли вторая, то ли третья стрела в кормчего-то их и попала. Хотя укрыт тот был – не подступишься. Это не Януш, что дурниной орет: мол, ему щиты мешают. Радим бы и его с корабля ссадил, да нет другого такого, – посетовал воин.

– А ранило Олега как? – спросила я, удивляясь тому, как спокойно прозвучал мой голос – внутри при этом все дрожало.

Пока это все казалось нереальным. Каким-то дурным сном.

– Да повезло у них кому-то. Олега-то стрелой почти сразу зацепило. Может, еще до того, как он в их кормчего попал. Я не видел. Видел только, как Радогость к нему кинулся да щитом прикрыл. А потом Радогость две стрелы собой поймал. Добрый был воин, – вздохнул дружинник и склонил голову. – А Олег за борт свалился. Чудом успели весла убрать. А все одно диво, что живым потом подобрали. Видно, впрямь он везучий. Так все говорят.

Я кивнула, не поднимая головы. Да уж. Везучее не придумаешь.

Мужчины заговорили о кварском корабле. Я уже слышала это все за столом, поэтому просто стояла и думала о том, как должен был чувствовать себя Радим, зная, что раненый Альгидрас упал за борт, и не имея возможности помочь ему сразу, потому что он воин и главным для него было нагнать врага. И сколько таких решений ему приходится принимать? Как я могу его осуждать? Да с него только пылинки сдувать и всеми силами от злых мыслей отвлекать, как делает Златка!

Не знаю, сколько мы простояли с воинами. Очнулась я, только когда почувствовала, что Миролюб тянет меня прочь. Мы завернули за угол дома Радимира и оказались в едва освещенном закутке. Мое сердце нехорошо подскочило и, как выяснилось, правильно сделало, потому что едва мы скрылись от взглядов воинов, как Миролюб притянул меня к себе и поцеловал. От неожиданности я позволила ему это сделать. Он целовал меня по-настоящему, отнюдь не целомудренно. И в его поцелуе было обещание чего-то большего. А в моей голове лихорадочно билась мысль: это первый поцелуй Всемилы с ним или же она позволяла ему раньше такие вольности? Это нормально? И что мне делать?! Я положила руки ему на плечи, собираясь оттолкнуть, но в этот миг Миролюб прервал поцелуй.

– Ну что? Все еще думаешь, что раз однорук, так и обнять не смогу? – он спросил это так, будто продолжал старый разговор. Неужели у Всемилы хватило ума сказать ему подобное?!

Я растерянно помотала головой, не зная, что ответить, и посмотрела на него снизу вверх. Неяркого света хватило на то, чтобы увидеть справа у Миролюба несколько абсолютно седых прядей. За столом я не могла этого заметить, потому что сидела от него слева. Не задумываясь, что делаю, я провела рукой по седине и спросила:

– Это у кваров? Да?

Он медленно кивнул.

– Я мальцом совсем был. Да ты, верно, и так знаешь. Не собирались они меня отцу возвращать. Я соврал, что не помню. Это – помню. И как к обряду готовили. Только руку сперва… чтобы отцу послать. Когда Всеслав с воинами своими на них напал, я уж не верил, что жив. Видел уже, как за покойным дедом по реке плыву. А он меня сперва рукой манил, а потом, когда я подплыл, сказал: «Рано тебе помирать, малец! Не сегодня». А потом оказалось, что вовсе не дед это говорил, а отец твой.

Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. На миг представила себе испуганного, замученного ребенка, потом мысли переметнулись на Альгидраса. «Последний в роду». Да что ж эти проклятые квары от них хотят? Что им нужно?

«Говорят, что Каменная Дева знает, когда ее дети нуждаются в ней. Только нет у нее сил помочь, потому что опутали путы высокую грудь да стынут ноги в сырой земле. И только обряды дают ей силу услышать своих детей. И плачет Дева не о погибших в тех обрядах, а о том, что с каждым днем голоса ее детей все тише».

Странные строчки всплыли в мозгу. Я потрясла головой, возвращаясь в реальность. Каменная Дева? Дети? Я попыталась ухватиться за это ощущение смешения реальностей. Тогда, на берегу, я увидела, что Радима ранят. Вот только ранение Радима было… знакомым. Я не знала, как это объяснить. Я не могла с уверенностью сказать, что видела отрывок из своей книги, но я каким-то образом знала, что Радима ранят. Здесь же… от странных слов веяло холодом, и они были чужими. Инородными, страшными. Я чувствовала, что не смогла бы написать так. Я поежилась, почувствовав озноб.

– Застыла? – спросил Миролюб, и я рассеянно кивнула.

Он провел мозолистыми пальцами по моей щеке. Я собиралась было спросить, что он делает, но поняла, что он вытирает мои слезы. Замечательно! Я умудрилась расплакаться.

– Ш-ш-ш. Позади все. Ты отца не бойся. И никого больше не бойся.

С этими словами Миролюб снова меня поцеловал. И это был совершенно собственнический поцелуй. Наверное, я должна была возмутиться, оттолкнуть, но я снова подумала об изувеченном ребенке и ответила на поцелуй. Кто знает, может быть, все же я виновата в том, что с ним случилось? Может быть, это мои строки? Исправить я уже ничего не смогу, но смогу хоть так искупить. Осуждать себя я буду потом. В конце концов, никто не заставит меня переходить к более серьезным вещам. Да Миролюб и не собирался. Просто целовал меня так, будто узнавал, изучал, забирал себе без остатка. Будто… вправду любил взбалмошную Всемилу.

За моей спиной раздались шорох и негромкий стук, словно кто-то спрыгнул откуда-то сверху.

Я вздрогнула и отстранилась, но обернуться не успела: Миролюб прижал мою голову к своему плечу, и мне ничего не оставалось, как уткнуться в вышивку на его рубахе.

– Хваны всегда выходят в окно? – с ноткой веселья спросил Миролюб, и мое сердце ухнуло в пятки.

Оставалось надеяться, что Альгидрас просто решил смыться из дома Радимира этим путем и не видел, что тут у нас происходило.

– Я решил путь сократить, – раздался до боли знакомый голос.

– А правы свирцы. Совсем без головы. Тут же хоть глаз коли. Или ты, как кошка, в темноте видишь?

– Воевода сестру искал, – отозвался Альгидрас, – а света здесь хватает.

Хватает для чего? Чтобы увидеть, что мы здесь целовались?

– Хорошо, Олег, – произнес Миролюб, словно пробуя имя на вкус. – Передай воеводе – придем скоро.

– Он прямо сейчас хотел, – упрямо произнес Альгидрас.

Я почувствовала, как грудь Миролюба поднялась от резкого вдоха. Только ссоры тут не хватало.

– Уже иду, – пробормотала я, высвобождаясь из объятий.

Миролюб, честь ему и хвала, сразу же меня отпустил. Я проскользнула мимо Альгидраса, не поднимая головы, с единственной надеждой на то, что света все-таки достаточно, но не до такой степени, чтобы он увидел, как горит мое лицо.

За моей спиной раздался веселый голос Миролюба:

– Назад ты тоже через окно? Может, подсадить, а то оно ж