Армяне в Турции. Общество, политика и история после геноцида - Талин Суджян

дня слез, порабощения и отказа от всякой радости. В отчете утверждается, что статьи такого рода поощряют недовольство и пессимизм и подстрекают против социального порядка[729].

Со своей стороны, «Мармара» делает все возможное, чтобы оставаться в курсе государственной политики, публикуя статьи о неоценимом присутствии своего главного редактора на ежемесячных мероприятиях для прессы в Анкаре[730], но пресс-служба сообщает об этом по-другому. В основном «Мармара» подвергается критике за то, что в газетах продолжают появляться новости об армянской жизни в различных общинах диаспоры. По словам корреспондента, «Мармара» постоянно стремится развивать армянскую культуру, поддерживая живые связи между общиной Стамбула и общинами за пределами Турции. Эта критика уже высказывалась в предыдущих отчетах[731]. Чрезвычайно сильное недовольство этими попытками наладить контакты с общинами диаспоры можно рассматривать как выражение неприятия со стороны армян диаспоры. Кроме того, согласно этому отчету, в «Мармаре» по-прежнему придерживаются просоветских взглядов.

Что касается проблем общины, то «Мармара» не настаивает на создании светского комитета (Cismani Meclis), но тем не менее критикует систему единого попечителя. При этом, однако, следует иметь в виду, что ни одна армянская газета не настроена позитивно в отношении системы единого попечителя и что все газеты выражают озабоченность по поводу управления общиной. Кроме того, все рассмотренные мной армяноязычные газеты публикуют новости о культурной жизни различных общин или пытаются информировать об общинах по всему миру; это всегда рассматривается в отчете как проблема. Как я уже показала, государство не только проверяло местные издания на предмет их связей с армянской диаспорой, но и следило за контактами отдельных армян с различными общинами диаспоры, запрещало их публикации и подвергало цензуре.

Антиармянская позиция кемализма была всеобъемлющей. В годы институционализации кемализма и в период однопартийности не только армяне, живущие в Турции, были непопулярны, но и армяне, оставшиеся в живых во всем мире, рассматривались как враги Турции. Поскольку резкое неприятие диаспоры было составным элементом кемализма, неудивительно позитивное отношение к «Жаманак», которая считалась газетой, очень мало сообщавшей об общинах диаспоры. Первая фраза доклада от 9 августа 1946 г. отмечает, что «Жаманак» содержит очень мало сообщений об армянской диаспоре и что тем самым она заслуживает высокий статус «достойной доверия подачи информации»: «Сообщения [о диаспоре] в основном состоят из кратких сводок новостей, которые без дальнейших комментариев распространяются (Государственным информационным агентством. – Т. С.). А. А.»[732]. Я не хотела бы здесь комментировать решения, принятые «Жаманак» в ее редакционных статьях, потому что, с одной стороны, в этом расследовании она рассматривается лишь поверхностно, а с другой стороны, потому что другие газеты, возможно, принимали аналогичные решения в разные периоды времени. Поэтому считается, что такого рода заявления, содержащиеся в архивах, отражают, прежде всего, государственные приоритеты.

В этом разделе я использовала документы из Государственного архива республиканской эпохи и армянские источники, чтобы показать, как власти осуществляли надзор за армянской прессой как в Турции, так и во всем мире. В этом контексте интересно проследить карьеру и биографию Ведата Недима Тёра (Vedat Nedim Tör) и Недима Вейселя Илькина (Nedim Veysel Ilkin), а также переводчика с армянского языка Митхата Акдоры (Mithat Akdora). Армянская пресса находилась под пристальным наблюдением и большим давлением. Главные редакторы армянских газет, в отличие от многих своих коллег из турецких газет, не были одновременно парламентариями. Их реакция, но также и их молчание приводили во многих случаях к запрету их газеты или журнала. Постгеноцидный габитус Турецкой Республики требовал изолировать еще проживавших в стране армян от других армянских общин в мире; кроме того, от армянского населения, оставшегося в Турции, ожидалось, что оно будет защищать официальную государственную политику.

Кроме того, на мой взгляд, одной из важных причин запрета газет и журналов является то, что авторы всегда стремились прямо или косвенно освещать темы, касающиеся армян, в историческом контексте, независимо от того, публиковались ли они в Турции или в диаспоре. В конце концов наблюдение, как я показала, ограничивалось не только профессиональной деятельностью редакторов, но и их личными обстоятельствами и личной жизнью.

Таким образом, государство демонстрировало последовательное и всестороннее отношение к армянской прессе и в целом к отдельным лицам армянской национальности и армянским общинам. Армянские газеты вынуждены были вести себя так или иначе в рамках этого социального и политического габитуса, позиционируя себя как политические акторы, реагировавшие на международную политику на неопределенной основе и с ограниченными ресурсами; при этом им иногда приходилось мириться с тем, что их существование в целом находилось под вопросом.

Антиармянские кампании во время Второй мировой войны и после нее

Антиармянские кампании проводились в более широком международном контексте как во время Второй мировой войны, так и после нее, причем одним из факторов были исторические и политические условия в Советской Армении и во всех других местах мира, где проживали армяне. Другим фактором было изменение баланса сил в послевоенный период и позиция Турции в этом вопросе. Третьим фактором было влияние первых двух факторов, с которыми армянской общине в Турции пришлось иметь дело. Последний фактор, как мне кажется, в целом получил наименьшее внимание; с одной стороны, общине пришлось пережить последствия послевоенного изменения баланса сил, а с другой стороны – она не смогла выдвинуть из своей среды политических деятелей. Именно поэтому армянской прессе пришлось реагировать на антиармянские кампании, поскольку других представительных органов для армянской общины на политическом уровне не существовало.

Как отмечает Пинар Дост, Соединенные Штаты начали рассматривать Турцию в качестве союзника не только после, но и уже во время Второй мировой войны[733]. С одной стороны, в то время у Соединенных Штатов и Советского Союза были частично общие интересы; с другой стороны, в июне 1941 г. – за четыре дня до нападения на Советский Союз – Турция подписала Германотурецкий пакт о ненападении. Осенью 1942 г. турецкая армия была дислоцирована на турецко-советской границе[734]. Это представляло потенциальную опасность для Советской Армении. В конце войны Турция заняла позицию на стороне победителей. Вопрос о двух проливах и восточной границе оказался чувствительным как для Советского Союза, так и для Турции – с точки зрения их собственных интересов в условиях меняющейся послевоенной конъюнктуры. Американо-советский альянс оказал положительное влияние на армянские организации в Соединенных Штатах: статья Вахе Ташджяна (Vahe Tachjian) об истории Всеобщего армянского благотворительного союза (AGBU) в контексте Второй мировой войны и ее последствий освещает американо-советские отношения и их влияние на армян[735]. После разрыва отношений с Советской Арменией в 1937 г. AGBU возобновило их во время