Вердикт - Джон Гришэм

Ужин подавали с шести до семи, завтрак — сшести до восьми тридцати, приходить всем вместе было не обязательно. Можно быловообще прийти, набрать еду в тарелку и вернуться к себе в комнату. СудьюХаркина особенно заботило качество еды, он велел каждое утро докладывать ему,не было ли жалоб.

Во вторник “шведский стол” предлагал либо жареныхцыплят, либо отварную спаржу с салатами и массой свежих овощей. Они самиудивились тому, как проголодались к шести часам вечера. Для людей, только иделавших целый день, что сидевших и слушавших, такой волчий аппетит былнеожиданным. Николас набрал полную тарелку и, усевшись в конце стола, вовлеквсех в общую беседу, настояв на том, чтобы ужинать компанией. Он был возбуждени болтал без умолку, словно изоляция была для Него лишь необычным приключением.Его энтузиазм оказался заразительным.

Только Херман Граймз ел у себя в комнате.Миссис Граймз наполнила две тарелки и поспешно удалилась. Судья Харкинстрого-настрого запретил ей, равно как Лу Дэлл, Уиллису и Чаку, есть вместе сприсяжными. Поэтому, когда Лу Дэлл вошла в столовую с намерением поужинать,Николас оборвал свой рассказ на полуслове, и в комнате повисла напряженнаятишина. Лу Дэлл положила на тарелку куриную грудку, несколько зеленых горошин,взяла булочку и вышла.

Теперь они представляли собой сплоченнуюгруппу, изолированную от внешнего мира и запертую не по собственному желанию вэтой “Сиесте”. Круг их общения отныне замыкался друг на друге. Истер былрешительно настроен поддерживать в группе хорошее настроение. Они станутбратством, если не семьей. Он постарается предотвращать все размолвки и недопустит никаких группировок.

Просмотрев в “бальной зале” два фильма, кдесяти часам они все захотели спать.

— Я созрел для супружеского визита, — объявилза завтраком Джерри Фернандес, глядя в сторону миссис Глэдис Кард, которая приэтом покраснела.

— Неужели? — сказала она, закатив глаза кпотолку. Джерри улыбнулся ей так, словно именно она могла быть объектом еговожделения. Завтрак представлял собой настоящее пиршество, на столе было все —от жареного бекона до кукурузных хлопьев.

Николас явился в разгар трапезы с озабоченнымвыражением лица и сухо поприветствовал коллег.

— Не понимаю, почему нас лишили телефонов, —таковы были его первые слова, и приятное утреннее настроение сраау жерассеялось. Николас сел напротив Джерри, который прекрасно разбирался в егомимике и сразу же подхватил игру.

— И почему нам нельзя выпить холодного пива? —спросил он. — Дома я каждый вечер выпиваю стакан холодного пива, иногда два.Кто имеет право диктовать мне, что я могу и чего не могу пить здесь?

— Судья Харкин, — ответила Милли Дапри,которая вообще не употребляла алкоголя.

— Черта с два!

— И телевизор, — продолжил Николас. — Почемунам нельзя смотреть то, что мы хотим? Я смотрел телевизор все две недели, покадлился суд, и не помню, чтобы он меня так уж возбуждал. — Он повернулся кдородной Лорин Дьюк, склонившейся над полной тарелкой омлета. — Вы видели в новостяххоть что-нибудь, касающееся этого судебного процесса?

— Нет.

Николас взглянул на Рикки Коулмен, скромноограничившую себя безвредными кукурузными хлопьями.

— А как насчет гимнастического зала иликакого-нибудь другого места, где можно хорошенько пропотеть послевосьмичасового сидения? Не сомневаюсь, что найти мотель со спортивным залом несоставляло трудности. — Рикки кивком выразила свое полное согласие.

Покончив с омлетом, в разговор вступила Лорин:

— Чего я никак не могу понять, так это почемунам не доверяют полноценно пользоваться телефоном. А вдруг моим детямпонадобится позвонить мне? Я не верю, что какие-то бандиты станут угрожать мнепо телефону.

— А мне нужен лишь стакан-другой холодногопива, — заметил Джерри. — Ну, может быть, еще дополнительный супружеский визит,— добавил он, снова взглянув на миссис Глэдис Кард.

Недовольное ворчание за столом нарастало, испустя десять минут после появления Николаса присяжные были уже на гранивзрыва. Незначительные претензии оформились в полновесный свод обвинений. ДажеХеррера, отставной полковник, которому доводилось стоять лагерем в джунглях,выразил недовольство ассортиментом напитков, представленных в “бальной зале”.Милли Дапри не нравилось отсутствие газет. У Лонни Шейвера были неотложные делана службе, и ему претил сам факт изоляции.

— У меня своя голова на плечах, — заявил он, —и никто не может повлиять на мое мнение. — Ему необходима по меньшей меренеограниченная телефонная связь. Филип Сейвелл каждое утро на заре занималсяйогой в лесу, в полном одиночестве, только он — и природа, а здесь на двестиярдов вокруг — ни единого деревца. А церковь?! Миссис Кард — ревностнаябаптистка, она не пропустила ни одного молитвенного собрания, которыепроводятся по вечерам в среду, и исповеди по вторникам, и женских собраний попятницам, и, разумеется, в священный день отдохновения бывает масса религиозныхмероприятий.

— Необходимо откровенно высказать все прямосейчас, — торжественно сказал Николас. — Нам предстоит провести здесь две, аможет быть, и три недели. Следует обратить внимание судьи Харкина на нашитребования.

Между тем судья Харкин в своем кабинете, куданабилось девять адвокатов, возбужденно обсуждал с ними сегодняшние дела,которые не предназначались для ушей присяжных. Он требовал, чтобы адвокатыкаждое утро являлись к нему в восемь часов на утренний раунд, и частозадерживал их на час-другой после ухода жюри. Громкий стук в дверь прервалгорячий спор между Рором и Кейблом. Глория Лейн так резко распахнула дверь, чтота ударилась о стул, на котором сидел Оливер Макэду.

— У нас проблемы с жюри, — мрачно объявилаона. Харкин вскочил на ноги:

— Что?!

— Они желают говорить с вами. Это все, что мнеизвестно.

Харкин взглянул на часы.

— Где они?

— В мотеле.

— Вы что, не смогли доставить их сюда?

— Не в этом дело. Мы пытались. Но они нежелают ехать, пока не поговорят с вами.

У Харкина опустились плечи и отвисла челюсть.

— Это становится смешным, — заметил УэнделPop, ни к кому конкретно не обращаясь. Адвокаты наблюдали за судьей, невидящимвзглядом уставившимся на стопку бумаг у себя на столе. Он собирался с мыслями.Потом потер руки и, одарив всех широкой деланной улыбкой, объявил:

— Что ж, поедем встретимся с ними.

* * *