Чюрлёнис - Юрий Л. Шенявский

не может.

Точную дату приезда Кастукас не сообщил, как они с Зосей будут добираться от станции (могли приехать и на автобусе), никто не знал, и Аделе поручила младшим, «навострив глаза и уши», караулить у калитки.

Завидев возок с обшарпанной брезентовой будкой, дети загалдели. На шум вышел отец. Стало ясно: Кастукас решил уважить Янкеля.

Янкель остановил повозку, подмигнул Константинасу (отцу), и когда тот оказался поблизости, склонившись с козел, с таинственной важностью тихо-тихо проговорил:

– Невестку привез!

С повозки спрыгнул Кастукас и как обычно тепло и весело стал здороваться, обниматься с отцом, с братьями и сестрами. Вышла из дома Аделе. Кастукас обнял мать, она встревоженно спросила:

– А где Зося?

Из глубины брезентовой будки послышалось робкое:

– Я здесь.

Подошла и Роже со своими детьми; младший – на руках. Они с Кастукасом были знакомы – Роже когда-то пела в церковном хоре Константинаса (отца).

Кастукас берет на руки, подкидывает то одну девочку, дочку Роже, то другую, сажает их себе на плечи. Его радует и то, что обе девочки говорят по-литовски.

– Роже, – говорит он с шутовским упреком, напоминая детское прозвище брата, – почему мужа с собой не привезла? Замечательный же парень этот Аист длинноногий!

– Вот-вот, – смеется Роже, – ты ему сам напиши!

– Напишу, обязательно напишу!

– И о Зосе тоже. А то ведь Аист длинноногий у меня выпытывать станет, что да как.

Константинас (отец) стоит в сторонке. Роже подходит к нему:

– Я подумала, мы не станем переселяться.

Константинас (отец) кивает и молча уходит за садовую калитку. Вскоре он возвращается с полной корзиной яблок, груш, поверх которых россыпью спелые, в матовой дымке темно-фиолетовые, с красноватым оттенком, сливы.

– Угощайтесь! Зося, это все из нашего сада. Вот эти груши с того дерева, а эти яблоки с того…

Янкель держался как человек выполнивший очень серьезную миссию. Аделе не могла не поднести ему чарку крупника.

На следующий день София вышла к завтраку в жемайтийском национальном костюме – клетчатом, красно-зеленой шерсти, в белой, льняной блузке, с красным орнаментом на воротнике и манжетах, в белом переднике с бахромой. На шее – янтарные бусы, на голове – золотистая диадема.

– Настоящая Бируте! – с гордостью сказал Кастукас.

– Кто такая Бируте? – спросили младшие.

София рассмеялась.

– После завтрака тем, кто не знает, расскажу.

Свои первые впечатления о Софии Ядвига Чюрлёните описала так:

«Зося действительно красива. Она такая нежная, голос у нее ровный, держится просто, со всеми ласкова, прекрасно говорит по-литовски. А по вечерам, когда Кастукас играет, она слушает, как-то мечтательно откинув голову и закрыв глаза. Я сразу в нее влюбилась, сказала ей на ухо, что хотела бы иметь такую дочь, как она. Она это тут же передала Кастукасу, а он – всем, и было много смеху. Она была особенно хороша, когда надевала национальный костюм…»

После завтрака не только младшие не спешили выходить из-за стола.

София прочла стихотворение:

У моря, в Полангене, омытом ветрами,

В Полангене, что вырван с бою врагами,

Гора есть Бируте; повсюду по склонам

Она сосняком поросла зеленым.

В краю этом древнем, отчем наследьи,

Пруссы и курши нам были соседи.

Прекраснее розы, нежнее руты

Жила там когда-то княгиня Бируте.

Была та княгиня не царского рода,

Вышла она из простого народа,

Она жемчуга надевать не желала,

Когда по берегу моря гуляла.

В холщовой рубахе она ходила,

Она полосатую юбку носила,

На шею нить янтаря надевала,

В желтые косы руту вплетала.

Однажды братья ее на рассвете

Отправились в море закинуть сети,

Сестра несла им обед и в ту пору

Встретила князя, спешившего в гору.

То князь был Кястутис – добрый властитель,

Жемайтов и всей Литвы повелитель.

Тогда с тевтонами шел он сразиться,

Что вновь угрожали нашей границе…

– Это стихотворение называется «Песня Бируте», написал его поэт Сильвестрас Валюнас, жил он в первой половине прошлого века, а родился еще в позапрошлом, – объяснила София. Как некую легенду, поведала она историю жизни жены литовского князя Кейстута, матери великого князя Литовского Витовта.

София понравилась всем без исключения: держится просто, со всеми ласкова. Когда Кастукас играет на пианино, она словно перемещается в другой мир.

В первый приезд Кастукаса с Софией в Друскеники он не часто становился к мольберту, чаще садился за пианино. Исполнял свои новые произведения.

Ядвиге новые сочинения брата нравились, и она, когда Кастукас с Софией отправлялись на прогулку, ставила перед собой толстую нотную тетрадь, привезенную Кастукасом из Полангена, и разучивала самое первое, что там было, – опус 30, № 1. Однажды Кастукас неожиданно вернулся домой – вероятно, что-то забыл.

Заслышав музыку, он тихонько вошел в комнату. Дверь предательски скрипнула – Ядвига обернулась. Кастукас стоял в дверном проеме.

– Воробышек, начни, пожалуйста, сначала.

Смущенная Ядвига начала – от волнения играла, конечно же, не так уверенно, как еще минуты назад.

На двенадцати-четырнадцати тактах следовало перенести одну руку через другую и захватить далекие клавиши. Дотянуться до них у девочки не получалось, и она нашла выход из затруднительного положения – перенесла басовую партию для правой руки, а верхнюю исполняла левой.

Кастукас рассмеялся:

– Покажи, как ты делаешь! – Ядзе повторила. – Молодец! Теперь и я буду так играть.

«Но не играл», – напишет Ядвига Чюрлёните в мемуарах.

Кастукас обзавелся фотоаппаратом. Он много фотографировал, в Друскениках они с Софией, плотно завесив в комнате окно, печатали фотографии, после чего развешивали их во дворе, крепя к веревке бельевыми прищепками. Каждый желающий мог удовлетворить свое любопытство – что Кастукас наснимал!

Осень 1908 года. В гостевом доме Константинас с Зосей (она в национальном литовском костюме) сидят за столом и вклеивают фотографии в альбом.

К калитке подходят две барышни, говорят Ядвиге (она играет во дворе):

– Мы хотели бы видеть господина Чюрлёниса. Мы из Варшавы и там наслышаны о нем.

– Проходите, пожалуйста.

Увидев Софию, барышни были потрясены ее красотой.

– Это ваша сестрица? – поинтересовалась одна из них, улыбаясь, у Кастукаса.

– Нет. Давайте я вам покажу несколько своих работ, – предложил он.

Трудно сказать, что барышням было важнее: произведения Чюрлёниса или Зося в национальном костюме.

Когда они ушли, Чюрлёнис нежно обнял невесту:

– На сей раз ты спасла меня от объяснений моих работ! – И добавил: – А вкус у девиц этих все же есть!

Кастукас с Софией много гуляли по курортному городку и его живописным окрестностям. Компанию им составлял только преданный Ляморюкас.

Ядзе не понимала, почему они не гуляют, как раньше – большой