Мешок с костями - Стивен Кинг

Я проснулся со сдавленным криком, дернулся так, что едва несвалился на пол. Спал я недолго, слезы еще не успели высохнуть, а веки щипало,такое бывает после того, как поплачешь. Сон был очень уж яркий, поэтому я такизаглянул под кровать, в полной уверенности, что она там и лежит, накрыв лицокнигой, что она протянет руку, чтобы коснуться меня ледяными пальцами.

Но, разумеется, никого под кроватью не обнаружил — сон естьсон. Тем не менее спать я улегся на диване в своем кабинете. И правильносделал, потому что в ту ночь кошмары меня не мучили. И мне удалось хорошовыспаться.

За десять лет моей супружеской жизни, да и сразу послесмерти Джоанны, мне так и не довелось почувствовать на себе действиепсихологического барьера, который вставал на пути многих писателей. По правдеговоря, я так долго не замечал его существования, что барьер этот, а речь идето полной утрате способности писать, укоренился и окреп, прежде чем я наконецпонял, что со мной происходит что-то необычное. Причина, думаю, в том, что яискренне считал, будто такие катаклизмы возможны только с «литераторами»,которых обсуждали, разбирали по косточкам, а иногда и растирали в порошок в«Нью-йоркском книжном обозрении».

Моя писательская карьера и семейная жизнь практически наложилисьдруг на друга. Я закончил черновой вариант моего первого романа «Быть вдвоем»вскоре после того, как мы с Джоанной официально обручились (я надел на среднийпалец ее левой руки кольцо с опалом, купленное в «Дайс джевеллерс» за стодесять баксов… для этого мне пришлось свести чуть ли не к нулю остальныерасходы, но Джоанна пришла в восторг), а последний роман, «Вниз с самоговерха», закончил через месяц после ее смерти. Об убийце-психопате, которыйобожал крыши высоких домов. Его опубликовали осенью 1995 года. После этогопубликовались и другие мои романы, парадокс, который я могу объяснить, но недумаю, что в обозримом будущем в планах какого-либо издательства появится новыйроман Майка Нунэна. Теперь я знаю, что есть писательский психологический барьер.Знаю лучше, чем мне хотелось бы.

* * *

Когда я показал черновой вариант «Быть вдвоем» Джо, онапрочитала роман за один вечер, уютно устроившись в любимом кресле, одетая лишьв трусики да футболку с Мэновским черным медведем на груди. Она читала и пилахолодный чай, стакан за стаканом. Я ушел в гараж (тогда мы с еще одной семейнойпарой арендовали дом в Бангоре, поскольку денег было в обрез, с Джо мы еще непоженились, но кольцо с опалом она с руки не снимала) и маялся в ожидании еевердикта. Начал даже собирать скворечник из купленного в магазине набора (винструкции говорилось, что собрать скворечник под силу ребенку) и чуть неотрезал себе указательный палец левой руки. Каждые двадцать минут я возвращалсяв дом и заглядывал в гостиную. Если Джо и замечала мое нетерпение, то неподавала виду. Читала себе и читала. Я счел, что это добрый знак.

Я сидел на крыльце черного хода, смотрел на звезды и курил,когда она подошла, села рядом, положила руку мне на плечо.

— Ну? — спросил я.

— Хороший роман. А теперь почему бы тебе не вернуться в доми не трахнуть меня?

Прежде чем я успел ответить, трусики, в которых она сидела вкресле, упали мне на колени с легким нейлоновым шуршанием.

* * *

Потом, когда мы лежали в постели и ели апельсины (от этойвредной привычки мы в конце концов избавились), я спросил:

— Достаточно хороший, чтобы опубликовать?

— Видишь ли, — ответила она, — я ничего не знаю о сияющемиздательском мире, но я всегда читала ради удовольствия… Признаюсь тебе, чтомоей первой любовью стал «Любопытный Джордж»…

— Любопытно.

Она придвинулась ко мне, навалилась на предплечье теплойгрудью, кинула в рот дольку апельсина.

— Так вот, этот роман я прочитала с огромным удовольствием.И берусь предсказать, что твоя репортерская карьера в «Дерри ньюс» не переживетиспытательного срока. Я думаю, что мне уготована участь писательской жены.

От ее слов меня бросило в дрожь, кожа на руках покрыласьмурашками. Да, конечно, она ничего не знала о сияющем издательском мире, ноесли она верила, то верил и я… Как выяснилось, мы не заблуждались. Агента янашел через одну из моих университетских преподавательниц (она прочитала романи отметила в нем некоторые художественные достоинства; думаю, что коммерческуюценность романа она отнесла к недостаткам). Агент продал «Быть вдвоем» первомуже издательству, в которое направил рукопись. Это оказалось престижное «Рэндомхауз».

Как и предсказывала Джо, моя репортерская карьеразакончилась очень быстро. Четыре месяца я писал статьи о цветочных выставках,собачьих бегах, благотворительных обедах, получая сто долларов в неделю, покане пришел первый чек от «Рэндом хауз» — на двадцать семь тысяч долларов, безучета комиссионных агента. Я проработал в газете совсем ничего, даже не успелполучить мизерной прибавки к жалованию, но тем не менее мне устроили прощальнуювечеринку в пабе «У Джека». На стене повесили плакат:

УДАЧИ ТЕБЕ, МАЙК, — ПИШИ!

Потом, когда мы вернулись домой, Джо сказала, что будьзависть кислотой, от меня остались бы лишь пряжка от ремня да три зуба.

— Никто не спутает ее с «Взгляни на дом свой, Ангел»[10], нетак ли? — спросил я, когда мы погасили свет, доели последний апельсин ивыкурили последнюю сигарету.

Джо знала, что я говорил про свою книгу. Знала она и про то,что меня смутила реакция на роман моего университетского преподавателя.

— Надеюсь, ты не собираешься заниматься самокопанием исетовать на тяжелую судьбу художника, которого никто не хочет понять? —спросила Джо. — Если да, то завтра утром я первым делом покупаю комплектдокументов, необходимых для развода, и руководство по их заполнению.

Я, конечно, улыбнулся, но ее слова меня все-таки задели.

— Ты видела первый пресс-релиз «Рэндом хауза»? — Я знал, чтовидела. — Они же назвали меня «Ви-Си Эндрюс с членом».

— И что? — Она ухватилась за означенный предмет. — Член утебя имеется. А насчет того, как тебя обозвали… Майк, в третьем классе ПаттиБэннинг дразнила меня шлюшкой-потаскушкой. Но я же ею не была.

— Ярлыки приклеиваются намертво.

— Е-рун-да. — Она все не отпускала мой игрунчик, то крепко,до сладостной боли, сжимая, то чуть ослабляя хватку. И брючную мышку такоевнимание очень даже устраивало. — Главное — это счастье. Ты счастлив, когдапишешь, Майк?