Мешок с костями - Стивен Кинг

Еще раньше я поставил в холодильник бутылку «тэттинжера» идва бокала. Теперь я достал их и на жестяном подносе, который обычноиспользовался для транспортировки кувшинов с холодным чаем или «кул-эйдом» изкухни на террасу, где коротала время Джо, или в гостиную, где я работал, ипонес к Джоанне.

Она сидела в кресле-качалке и читала (не Моэма, а УильямаДенброу, одного из ее любимых современных писателей).

— О-о-о, — протянула она, заложив закладкой страницу изакрывая книгу. — Шампанское! По какому случаю?

Вы понимаете, как будто она не знала.

— Дело сделано. Mon livre est tout fini[16].

Джоанна и была той самой основой, без которой ритуал терялсвою силу. Мы практически всегда пили шампанское, и она практически всегда шла,в мой кабинет, чтобы завершить ритуал, но все-таки не после каждой книги.

— Что ж, — улыбаясь, она взяла с подноса, с которым я передней склонился, один бокал. — Значит, есть повод выпить, верно?

Теперь я понимаю, что основа любого ритуала — всего лишьмалая его толика, можно сказать, единственное магическое слово в тарабарщинезаклинания. Последняя фраза.

Однажды, за пять лет до ее смерти, в тот день, когда язакончил книгу, Джоанна находилась в Ирландии. Уехала с подругой. Я выпилшампанское в одиночестве, сам отпечатал последнюю фразу (тогда я уже работал на«макинтоше», который умел делать бог весть что, хотя я использовал егоисключительно как пишущую машинку), и меня это нисколько не смутило. Во всякомслучае, в ту ночь я спал как младенец. Но я позвонил в гостиницу, в которойостановились она и Брин, ее подруга. Сообщил ей, что закончил книгу, и услышалслова, ради которых, собственно, и звонил. Слова, которые скользнули в ирландскийтелефонный провод, добрались до микроволнового передатчика, вознеслись, какмолитва, к спутнику связи, а потом спустились вниз, в мое ухо: «Что ж, значит,есть повод выпить, верно?»

Обычай этот пошел, как я и говорил, со второй моей книги.Когда мы выпили шампанского, сначала по одному бокалу, затем — по второму, яповел ее в кабинет, где стояла пишущая машинка с вставленным в нее листомбумаги. На озере последняя гагара криком призвала темноту.

— Я думала, ты закончил книгу.

— Осталось последнее предложение, — ответил я. — Книга, какты понимаешь, посвящена тебе, и я хочу, чтобы последнюю точку в ней поставилаты.

Она не запротестовала, не засмеялась, просто посмотрела наменя, чтобы понять, не шутка ли это. Я кивнул, показывая, что настроенсерьезно, и она села на мой стул. Она недавно выкупалась, и ее волосы,схваченные сзади белой эластичной лентой, были темнее обычного. Я коснулся ихрукой. Они напоминали влажный шелк.

— С красной строки? — спросила она, глядя на меня словномолоденькая секретарша на босса.

— Нет, — покачал я головой. — Продолжай. — И я продиктовалпредложение, которое сложилось у меня в голове еще до того, как я поднялсяиз-за стола и пошел за шампанским. — «Через голову он снял с ее шеи цепь, и боко бок они спустились по лестнице к дожидающемуся внизу автомобилю».

Джоанна все напечатала, вновь посмотрела на меня.

— Все. Теперь, полагаю, надо напечатать «Конец».

Джо дважды нажала на кнопку «Возврат каретки», затемвыставила ее по центру, и ай-би-эмовским шрифтом «курьер» (моим любимым),отпечатала последнее слово.

— А что за цепь он снял с ее шеи? — спросила она.

— Чтобы это узнать, надо прочесть книгу.

Она сидела у стола, я стоял позади нее, так что она безтруда добралась до нужного ей места. И когда заговорила, губы ее елозили посамой чувствительной части моего тела. А разделяли губы и эту самую часть лишьтрусы из хлопчатобумажной ткани.

— У наш ешть шпошобы жаштафить тефя гофорить.

— Похоже на то.

* * *

Я по крайней мере попытался возродить ритуал в тот день,когда закончил «Вниз с самого верха». От него осталась только форма, магическоесодержание исчезло, но я в общем-то этого и ожидал. И пошел на это не изсуеверия, а от уважения и любви. Если хотите, совершил ритуал в память оДжоанне. Или, если угодно, ритуал этот стал настоящей поминальной службой,которую я смог провести через месяц после того, как тело Джоанны легло в землю.

В третьей декаде сентября по-прежнему стояла жара, впоследние годы не случалось такого жаркого лета. Заканчивая книгу, я постояннодумал о том, как мне недостает Джоанны, но мысли эти не мешали мне работать.Упомяну вот еще о чем: я оставался в Дерри, из-за жары ходил по дому в однихтрусах, но ни разу не подумал о том, чтобы перебраться в наш коттедж у озера.Словно из моей памяти исчезла вся информация, связанная с нашей загороднойусадьбой «Сара-Хохотушка». Может, потому, что, дойдя до последней фразы романа,я окончательно осознал: на этот раз Джоанна уехала не в Ирландию.

На озере у меня маленький кабинет, но с окном. В Дерри —длинный, с протянувшимися вдоль стен книжными стеллажами и без единого окна. Втот вечер три вентилятора под потолком лениво перегоняли сгустившийся воздух. Явошел в кабинет в шортах, футболке и резиновых шлепанцах, с маленьким жестянымподносом, на котором стояли бутылка шампанского и два запотевших бокала. Вдальнем конце этого железнодорожного вагона, под таким крутым карнизом, что мнеприходилось чуть ли не садиться на корточки, чтобы добраться до стула (год загодом Джо убеждала меня, что я выбрал для компьютера самое неудачное место вкомнате, но не могла переубедить), светился экран «макинтоша».

Я уж подумал, что сам нарываюсь на новый приступ слез, новедь наша эмоциональная реакция всегда удивляет нас, я прав? В тот вечер я невыл и не рыдал. Наверное, горе ушло. А его место заняло щемящее чувство утраты:я видел пустое кресло, в котором она любила сидеть и читать, пустой стол, накоторый она ставила свой бокал, всегда у самого края.

Я наполнил бокал шампанским, подождал, пока осядет пена,поднял его.

— Дело сделано, — сообщил я вращающимся под потолкомлопастям вентилятора. — Что ж, значит, есть повод выпить, верно?

Ответной реакции не последовало. В свете того, что произошлопозже, думаю, эту фразу есть смысл повторить: ответной реакции не последовало.Я не почувствовал, как случалось потом, что я не один во вроде бы пустойкомнате. Я выпил шампанское, поставил бокал на жестяной поднос, наполнилвторой. С ним пошел к «маку» и сел перед ним, как села бы Джоанна, если бы невмешательство горячо любимого всеми Бога. Тело мое не сотрясали рыдания, но вуголках глаз стояли слезы. На экране я прочитал: