Кольцо - Даниэла Стил

На сей раз у Нэнси особое беспокойство вызывала хрупкаяблондинка, расположившаяся в большой каюте на нижней палубе с девятью другимиженщинами.

Вскоре после отплытия из Гавра к медсестре прибежала девушкас Пиренеев и со слезами сообщила, что ее соседка по койке умирает. Когда Нэнсиувидела больную, она сразу поняла, что та и в самом деле умирает – от морскойболезни, голода, нехватки кислорода, боли. Трудно было сказать, что именностало последней каплей. Глаза блондинки закатились, сухой лоб пылал лихорадкой.

Медсестра опустилась на колени возле кровати, нащупалапульс, попросила остальных женщин отодвинуться. Они посматривали на Ариану стревогой, боясь, что она скончается прямо в каюте. Накануне одна из пассажирок– маленькая, худенькая еврейская девочка, освобожденная из концлагеряБерген-Бельзен, – умерла от слабости и истощения.

Минут двадцать провозившись с больной, медсестра велелаперенести ее в каюту-изолятор. Там Ариане стало хуже – температура поднялась,появилась болезненная ломота в руках и ногах. Нэнси боялась, что у девушкиначнутся судороги, но до этого не дошло. В последний день плавания наступилкризис. Ариану постоянно рвало, а всякий раз, когда она пыталась приподняться,давление падало так низко, что она теряла сознание. Все ее знание английскогокуда-то улетучилось, и Ариана разговаривала с медсестрой по-немецки, отрывочнои бессвязно произнося слова, которых Нэнси понять не могла. Но со временеммедсестра уловила, что повторяются одни и те же имена: Манфред, Герхард,Хедвиг, слово «папа». Несколько раз больная принималась кричать:

– Нет, Хедвиг, нет!

При этом она невидящим взглядом смотрела на Нэнси. Ночьюдевушку начали сотрясать рыдания, и утешить ее было невозможно. Временамимедсестре казалось, что Ариана просто не хочет больше жить. Что ж, не онапервая…

Наутро температура стала понижаться. Ариана смотрела намедсестру усталыми глазами, в которых по-прежнему жила боль.

– Надеюсь, вам лучше? – ласково улыбнулась НэнсиТаунсенд.

Ариана слабо кивнула и снова провалилась в сон. Она так и неувидела, как пароход входит в нью-йоркскую гавань, не имела возможностиполюбоваться статуей Свободы с факелом, который вспыхивал золотыми искрами влучах солнца. Стоявшие на палубе обнимались, радостно кричали, по лицам многихтекли слезы. Наконец их путь завершился! Но Ариана ни о чем не догадывалась.Она очнулась, лишь когда в каюту вошел иммиграционный чиновник. Он негромкопоздоровался с медсестрой, ознакомился с историей болезни. Обычно пассажиров сразуже препоручали заботам спонсоров, но эту девушку лучше подержать в изоляторе. Унее температура, частые обмороки. Нужно убедиться, что у нее нет никакойзаразной болезни. Чиновник похвалил медсестру за то, что она поместила девушкув отдельную каюту. Потом, взглянув на уснувшую вновь Ариану, спросил шепотом:

– Как вы думаете, что с ней?

Нэнси жестом поманила его в коридор и там объяснила:

– Не могу сказать наверняка, но полагаю, что ее подвергаликаким-нибудь истязаниям. Возможно, она была в концлагере. Вам нужно быть с нейповнимательнее.

Чиновник кивнул, сочувственно покосившись на приоткрытуюдверь.

– Открытых ран, инфекции, внутренних кровоизлияний необнаружено?

– Нет. Но ее все время рвало. Не исключено, что внутренниеповреждения есть. Извините, но я об этой пациентке почти ничего не знаю, –смущенно призналась Нэнси.

– Не беспокойтесь, мисс Таунсенд. Ведь вы отдаете ее нам.Представляю, сколько вам пришлось с ней повозиться.

Чиновник снова углубился в изучение истории болезни.

Нэнси улыбнулась:

– Да, слава Богу, она выжила. Теперь, думаю, все обойдется.Но был момент, когда мне казалось…

– Могу себе представить.

Он зажег сигарету и стал смотреть, как беженцы спускаются скорабля на причал. Потом в коридоре появились двое санитаров. Они осторожно снялиАриану с койки и положили на носилки. Она пришла в себя, бросила прощальныйвзгляд на Нэнси, и ее понесли куда-то вниз. Ариана не знала, что с нейпроисходит. Да ей, собственно, было все равно.

– Ариана?.. Ариана… Ариана…

Казалось, голос доносится откуда-то издалека. Ариана немогла понять, кто ее зовет – не то мама, не то Хедвиг. Сил ответить не было.Ариана чувствовала себя бесконечно усталой, отяжелевшей, словно отправилась вкакое-то дальнее путешествие, из которого слишком хлопотно возвращаться.

– Ариана… – настойчиво звал голос.

Нахмурившись во сне, Ариана почувствовала, что расстояниемежду ней и голосом сокращается. Все-таки придется ответить. Но так не хочется…Чего они все к ней пристали?

– Ариана…

Голос был настойчив, и в конце концов Ариана открыла глаза.

Она увидела высокую седую женщину в черной юбке и черномсвитере. Волосы ее были стянуты на затылке в тяжелый узел. Женщина гладилаАриану по лбу сильной холодной ладонью. Когда она отняла руку, Ариана увидела,что на пальце посверкивает кольцо с большим бриллиантом.

– Ариана?

Девушка почувствовала, что у нее куда-то пропал голос, и вответ она лишь кивнула. Что с ней произошло? Она ничего не помнила, непонимала, где находится. Кто эта женщина? В голове все перепуталось, всесмешалось. Она еще на корабле? Или в Париже? А может быть, в Берлине?

– Вы знаете, где вы находитесь?

Улыбка была доброй, успокаивающей, как и прикосновениехолодной руки. Женщина говорила по-английски. Ариане показалось, что она,кажется, что-то припоминает. Она вопросительно посмотрела на женщину, и тасказала:

– Вы в Нью-Йорке, в больнице. Вас перевезли сюда, чтобы выпоправились и набрались сил.

Самое удивительное заключалось в том, что светловолосаядевушка, кажется, действительно выкарабкалась.

Рут Либман хорошо усвоила, что беженцы не любят о себерассказывать, а приставать к ним с расспросами ни у кого права нет.

– Вам лучше? – спросила она.

Врач сказал, что не может понять, чем вызвана болезненнаясонливость, слабость, истощение. Разве что температурой и приступами рвоты вовремя плавания. Однако, по мнению доктора, необходимо было оттащить девушку открая бездны, над которой та балансировала. Медики считали, что она просто нехочет бороться за свою жизнь. Без посторонней помощи она просто угаснет. ТогдаРут Либман, руководительница нью-йоркского Женского общества взаимопомощи,решила сама навестить больную. Сегодня она была в этой палате уже во второйраз. Первое посещение ничего не дало. Рут звала девушку по имени, гладила ее поволосам, но все впустую. Тогда Рут украдкой перевернула правую руку больной,чтобы взглянуть на сгиб локтя. Однако лагерного номера на руке не было. Значит,девочке повезло – она была одной из немногих, кому удалось избежать этойстрашной участи. Возможно, ее спрятали в какой-нибудь немецкой семье. Неисключено также, что фашисты отобрали ее для иной цели. У них существовалаособая категория жертв, которых клеймению не подвергали. Худенькое личикоблондинки выглядело умиротворенным. Об этой девушке известно было оченьнемногое: лишь ее имя да то, что на пароход она была помещена по рекомендацииСен-Марна. Рут слышала об этом человеке, инвалиде, который потерял во времявойны жену и дочь.