Равенсбрюк. Жизнь вопреки - Станислав Васильевич Аристов
Шрифт:
Интервал:
«Ничего подобного». Естественно, свою комиссию я прошла, а дальше я с таким трудом туда шла, я посмотрела там на них и говорю: «Я ухожу». – «Почему?» – «Вы меня не пропустите». – «Да, не пропустим, но это не потому, что вы были в плену». А так, в общем, работала. Мне везло – и коллектив у нас был хороший, и начальники у меня были хорошие, а уж директор Дома звукозаписи, особенно Семен Исаакович Задов, это вообще был директор от Бога. Друзья хорошие, семья, хорошая. Дочь у меня прекрасная. Правнучке 17, правнуку 12 лет. Дочь тоже работала в Доме звукозаписи, и свёкор ее, главный технолог, а свекровь тоже звукооператором. И младший тоже на радио. Так что мы радийники. Сейчас правнучка тоже поступила в радиоинститут. Вот так прошла моя жизнь. К несчастью, из нас, бывших военнопленных, здесь осталась я и Катя в Москве. До 1958 года, пока не организовался комитет лагерный, мы вообще не общались, только с Зоей, Марией. Только когда открылся Советский комитет ветеранов войны, мы тогда стали встречаться. Из других городов приезжали наши девушки.
И. А в самом лагере, например, с «восточными рабочими» общались?
Р. Мало. Потому что за пределы лагеря нас не выпускали, а по лагерю мы ходить не имели права, лишь изредка. Поэтому я из гражданских почти там никого не знала. Я узнала многих уже после 1958 года.
И. А другие категории тоже с ними не сталкивались? «Свидетельницы Иеговы», криминальные и другие?
Р. Тех, кого не было в бараке, мы почти не видели. Только когда привозили еду. Вот тогда мы могли с кем-то перекинуться словами. У всех были разные вензеля. У нас был красный и написано SU, у угнанных было R, желтые – у евреев, а черные – проститутки и воры. Но мы с ними не общались.
И. А Никифорову вы знали?
Р. В лагере нет. Мы с ней познакомились в Советском комитете. Она работала в больнице. Вот Евгения Лазаревна Клем, была такая Александра Николаевна Сокова, она помощник Евгении Лазаревны и наша поэтесса.
И. Она единственная писала стихи?
Р. Я не знаю. Может быть, и писали, но я знаю только ее. Вот их мы все знали очень хорошо. Такие, как Марина Смелянская, не говоря уже о том, что она в нашем бараке была, до этого она при больнице работала. И то 250 человек. Всех запомнишь, всех узнаешь, со всеми пообщаешься? Невозможно. У нас же за четырехметровой стеной был еще один лагерь – бетриб – швейная мастерская, где поместили часть наших военнопленных, чтобы они шили обмундирование на армию. Они категорически отказались. Но к ним попасть было невозможно. Туда могли попасть только Евгения Лазаревна и Александра Николаевна. Почему? Не знаю. Бежать из лагеря тоже было невозможно. Это в 80 километров от Берлина. Во-первых, с нашей одеждой, с этими крестами, мало кто знал немецкий язык и пройти всю Германию. Вообще и в Германии были коммунисты, сочувствующие, но попробуй их найди. У нас, я знаю, было два побега, именно наших военнопленных, до нас, и один был, когда я уже была в лагере. Но через день поймали. Самое ужасное, потом их заключили в бункер, где они сидели на хлебе и воде, с забитыми окнами и в одиночках. Так что бежать оттуда не было никакого смысла. Возможность была, а смысл? Поймали, избили и бросили в одиночку.
И. Большое спасибо вам, Ольга Васильевна, за интервью.
Интервью с Горевой Екатериной Семеновной
И. (Аристов Станислав Васильевич). Екатерина Семеновна, меня будет интересовать вся ваша биография. Расскажите, когда и где вы родились, кто были ваши родители?
Р. (Горева Екатерина Семеновна). Родилась я в 1923 году. Папа у меня служил в органах, в милиции. Мама домохозяйка. Нас было пять дочерей. Учились в школе, и когда я ее закончила, началась война. И нас, молодежь, везде направляли – окопы рыть, а потом на шесть месяцев послали в Подмосковье на лесоповал. Подготавливать лес для Москвы. Была норма – шесть кубометров свалить. Дали нам, двум девчонкам, топор и пилу и сказали, в какую сторону дерево валять. Надо было спилить дерево, обрубить сучья, сложить их и дерево распилить, сложить в кубометры. Десятник приходил и измерял, и если не напилишь, они не давали талончик на еду. Спали в деревне, на полу. А потом, когда закончилась лесопилка, мы с подружкой вместе учились, пошли добровольно учиться на курсы радистов.
И. Какой это год был?
Р. Это был 1942 год. В это время приехали из Горького набирать в военную школу на учебу на радистов. И нас отправили в Горький, где мы и окончили эту школу радистов. Я окончила с отличием, мне как-то давалась эта учеба. Я быстрее всех набирала, скорость у меня была. Нас четверых отправили на 3-й Украинский фронт, в штаб этого фронта. А там начали готовить на задание. На задание готовили меня лично, остальных не знаю, потому что все по разным местам жили, и приходили на квартиру, и готовили нас.
И. Каким образом Вас готовили?
Р. Учили всему. Надо было свой передатчик знать, чтобы, если что случится, исправить. Придет техник, сделает неисправность там и говорит:
«В 12 часов наладить связь». У меня получалось. Найду
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!