Равенсбрюк. Жизнь вопреки - Станислав Васильевич Аристов

вывели за территорию лагеря и вели. Потом говорили, что на баржу вели и там утопить.

Когда нас вывели, мы шли в лесу, так как вокруг леса. И в лесу наши войска встретились. Наша охрана вся разбежалась, и нас освободили наши войска. Каждый хотел прямо кусочек от них оторвать на память, настолько были рады.

И. А потом вас куда направили?

Р. Нас пригласили работать на складах, в военной части. И вот мы там несколько человек работали.

И. Часть где располагалась?

Р. Там же, в Германии.

И. Рядом с Равенсбрюком?

Р. В этом же городе, Фюрстенберге. Нас не отпускали, мы могли там еще остаться. А нам настолько хотелось домой, что мы говорим: нет, мы домой поедем. И уехали мы, это был 1946 год. Мы ехали, нам дали сопровождающего в придачу, капитана какого-то, деньги ему дали. А он скрылся от нас, деньги забрал. Ох, как мы добирались… и на каких-то товарных, но все-таки добрались до дома. Были какие-то вещички с собой, продавали и с горем пополам добрались.

И. Потом вы уже оказались в Москве?

Р. Да.

И. Уже в эпоху Хрущева стали выходить книги о Равенсбрюке, Никифоровой «Они победили смерть». Какова ваша реакция была на представленные там воспоминания?

Р. Да, это были собраны воспоминания бывших узников. Мое там тоже есть. Помню из Армении приезжал корреспондент, брал тоже у меня интервью. Он прислал мне книжку, но на армянском языке. Не знаю, что он там написал.

И. Как я понимаю, вы довольно регулярно встречались с бывшими узницами Равенсбрюка?

Р. Да, у нас были встречи.

И. Это были военнопленные?

Р. В основном да. Ну, кто смог когда, тот тогда и приезжал. Например, из Воронежа Ира Лозовая, она каждый год ко мне приезжала.

И. Мы брали у нее интервью, когда она была жива.

Р. Да, она шустрая такая была. Сюда к нам домой приезжала, и мы общались с ней хорошо.

И. Когда же вы в следующий раз оказались в Равенсбрюке? Через сколько лет вы приехали в мемориал?

Р. Не помню, хоть убейте.

И. Но это было в советское время или в 90-х?

Р. Наверное, в 90-х. Потом они нас каждые пять лет приглашают. Все оплачивали. Однажды мы были в Австрии. Австрийские женщины собирали деньги со спонсоров и пригласили нас к себе. Потому что поехать – у нас денег-то нет. Они оплатили нам дорогу, и пребывали мы там десять дней. Они нам сняли дом отдыха, мы там жили. Возили нас в саму Вену. Приезжали и говорят: вот тюрьма. Тюрьма, в которой я сидела. Такие хорошие, добрые женщины. А мы когда ездили, нам всегда давали сопровождающего. Приезжаем, а они нам говорят: «Осторожней, за вами следят все время». А мы отвечаем: «Да, мы знаем». А что за нами следить, прямо шпионов из нас сделали. Что мы можем? Мы на каких-то военных учреждениях работали или что.

И. Екатерина Семеновна, а вы в лагере или после в Бога верили?

Р. Ну так. У меня мама была очень верующий человек, она посещала храм, на Пасху куличи пекла, но так… Мы раньше все комсомол, а она нам не говорила, что нужно в церковь ходить. Мы даже никаких молитв не знали, ничего. Это сейчас знаем Отче наш. Между прочим, я когда пилила лес, мне мама дала иконочку маленькую Николая- угодника, из такого материала, что можно было расколоть. Она говорит: «Всегда держи ее у себя в телогрейке». Вот однажды мы пилили лес, и не так мы спили дерево, и оно упало на меня. Представляете. Эта иконочка вдребезги раздавилась, а у меня даже ушиба ни одного. Меня Николай-угодник спас.

И. Екатерина Семеновна, скажите, какой факт вы можете вспомнить, наиболее тяжелый, болезненный, из вашего пребывания в Равенсбрюке?

Р. Самое ужасное, что находишься в этих условиях. Потому что стояли на этих аппелях – это проверка была. Рано утром выгоняли и стояли все по одному, ровно. Даже если кто не может, выволакивали, и последние лежали даже. Посередине лагеря. Надзиратели стояли с хлыстами, и если что-то не так, то начинали орать, а то еще и хлыстом дадут. Стояли, мерзли на этом аппеле, пока всех не пересчитают. Это было самое ужасное.

И. А надзирательницы всегда вели себя только жестоко? Никогда не было проявлений человеческих чувств?

Р. Нет, ужасно. Крик такой, и всегда они с плетками, с палками. В общем хуже, чем с животными, с нами обращались. С животными так не обращаются, как они с людьми.

И. Вы видели когда-нибудь коменданта лагеря?

Р. Да нет. Не помню вообще.

И. Что тогда запомнилось хорошего, если такое есть?

Р. Хорошее, что мы в тесном кругу, помогали друг другу, делились своими переживаниями. Это, конечно, сплачивало нас, этим мы жили. А так заболей – и все, в крематорий. Эти трупы голые так и лежали там каждый день, рядом с крематорием.

И. Екатерина Семеновна, как вы думаете, что вам помогло выжить?

Р. Не знаю, значит, так суждено было. Хватило терпения, хватило здоровья. Переживать еще обиднее и больней пришлось дома.

И. Это для вас было тяжелее?

Р. Да.

И. Ну что же, Екатерина Семеновна, спасибо вам за интервью.

Интервью со Стекольниковой Анной Ивановной

И. Анна Ивановна, прежде чем рассказать о том, как вы оказались в Равенсбрюке, не могли бы вы в нескольких словах остановиться на том, где вы родились? Кто были ваши родители?

Р. Я родилась в Орловской области. Отец у меня служащий был, а мама по хозяйству работала. В семье у нас было шесть детей. Я самая старшая, с 1924 года. Нас осталось уже трое, а было шестеро – три брата, три сестры. Сестры сейчас живы, а братья все умерли.

И. Анна Ивановна, расскажите о своем детстве? Ходили вы в школу, например?

Р. Обязательно. Исполнилось восемь лет, и я пошла в школу. Закончила семь классов, а потом поступила в педучилище в городе Орле. И вот на втором курсе я училась в педучилище, и началась война. И как 22 июня, когда началась война, нас вызвали в педучилище, а это у нас выпускной вечер был. 20 июня у нас был выпускной вечер в училище, а 21-го мы собирались пойти в театр. И вот когда мы собирались у театра, ждем своих людей, в 12 часов речь Молотова. Ну и какой театр, все разошлись по домам. Я пришла домой, и по радио объявили, что всем учащимся необходимо явиться в свои учебные заведения. Я и пошла. Мы жили на 5-й Курской в Орле, недалеко. Собрались, и нам объявили, что вот война, и распределили работать на предприятия, потому что люди уходили на фронт, мужчины особенно.