Пелагия и красный петух - Борис Акунин

Бродяга присел на корточки, положил посохпоперек колен и весело посмотрел на Учителя снизу вверх. Ответил он так.Никакого бога Иисуса, мол, не знаю, и я еврей, уж можешь мне поверить. А вотты, сердитый человек, не еврей. Еврей ведь не тот, кто рожден еврейкой, носитпейсы и не ест свинины, а тот, кто хочет очистить душу. Евреем может статькаждый, кто заключит завет с Господом, и вовсе незачем для этого выдумыватьглупые запреты и отрезать маленьким мальчикам кусочек мяса. Бог человеку и безэтого поверит. Тут Эммануил зашелся смехом и завершил свою богохульственнуюречь совершенно безобразным, просто-таки хулиганским образом. Посуди, сказал,сам, о член раввинского совета, зачем Богу, которому принадлежат все сокровищанеба и земли, этакое сокровище – кусочек твоей pipiske?

Потешное словечко прозвучало так неожиданно,что кое-кто из ешиботников хихикнул, а Шмулик зажмурился, чтобы поскорееизгнать картину, моментально нарисованную чересчур бойким воображением: ГосподьБог разглядывает дар рава Шефаревича и решает, что Ему делать с этой малостью –то ли прибрать куда-нибудь, то ли выкинуть.

Хихиканье оборвалось. Воцарилась зловещаятишина. Никто и никогда не наносил почтенному раву такого ужасного оскорбления,да еще на виду у целой площади евреев. И не где-нибудь, а у самой Стены Плача!

Стоит ли удивляться, что Учитель вышел изсебя?

– Евреи! – крикнул он, потрясая кулаками. –Бейте нечестивца камнями!

Мало кто из присутствующих поднял камень, аесли и подняли, то больше для виду. Как это – взять и кинуть в живого человекакамнем?

Бросил только Михл-Бык, самый бездарный изучеников, которого рав держал в ешиботе для всякой тяжелой работы. Михл былвдвое шире остальных ешиботников и вчетверо сильнее. Все боялись его злого ижестокого нрава. Шмулик один раз видел, как Бык схватил за хвост дворнягу ирасшиб ей голову об стену. Притом собака его не укусила, даже не облаяла –просто лежала посреди дороги, как это любят делать собаки.

Камень попал сидящему в грудь. Он пошатнулся ипроворно поднялся с корточек, держась рукой за ушибленное место.

Михл поднял еще камень, и тогда Эммануил,глядя обидчику в глаза, быстро-быстро произнес очень странные слова. Мальчик,жалобно воскликнул он, мне больно. Так же больно, как твоему отцу, когда егоубивали.

И Бык выронил камень, а сам побледнел. Шмуликнипочем бы не поверил, что плоская медная рожа Михла может быть такой белой.

Еще бы! Откуда чужой человек узнал, что«Христовы опричники» во время полтавского погрома забили Михлова отца досмерти?

Тут и рав Шефаревич опомнился – махнул рукой,чтоб остальные тоже отбросили камни.

– Так ты утверждаешь, что ты еврей? – спросилон.

Конечно, еврей, пробурчал удивительныйбродяга, оттягивая ворот своей хламиды книзу. На костлявой груди виднеласьвмятина, быстро наливающаяся синим и багровым.

Учитель зловеще произес:

– Вот и отлично. Генэх, гей-но мит мир! [16]

И скорым шагом направился к дзорцу Махкамэ,расположенному по соседству со Стеной Плача. Генэх, ученик из местных, знающийарабский и турецкий языки, бросился за ним.

Шмулик сразу догадался, куда и зачем спешитрав. В Махкамэ расположены городской суд и заптия,турецкая полиция. По законувсе евреи подвластны раввинскому совету, и если член совета велит посадитького-то из иудеев в тюрьму, это должно быть исполнено.

Но Эммануил этого, похоже, не знал и потомунисколько не встревожился. А никто из евреев его не предупредил.

Бык хрипло спросил:

– Откуда ты знаешь про моего отца?

Бродяга ему в ответ: прочитал.

– Где прочитал? В газете? Но это было семь летназад!

Не в газете, сказал Эммануил, а в книге.

– В какой такой книге?

Вот в этой, с серьезным видом заявил оборванеци показал на лоб Михла. Я, говорит, умею читать лица, как другие читают книги.Это очень просто, только нужно буквы знать. Лицевых букв не тридцать семь, какв русской азбуке, и даже не двадцать две, как в еврейской, а всего шестнадцать.Лицо читать еще интересней, чем книгу – и расскажет больше, и никогда необманет.

И тут вдруг Бык произнес молитву, которуюположено говорить, если увидишь какое-нибудь прекрасное чудо или если посчастливитсявстретить выдающегося человека: «Барух ата Адонай Элохейну мелех ха-олам,ше-каха ло бе-оламо»–«Благословен ты, Господи Боже наш, Владыка Вселенной, вмире которого существует такое».

Чтобы Михл без принуждения, сам собой, прочелмолитву? Невероятно!

Помолившись, Бык сказал:

– Вам надо уходить, ребе. Сейчас прибежитполиция, вас будут бить и посадят в тюрьму.

Эммануил с беспокойством оглянулся на большойдом, в котором скрылся рав Шефаревич. Ах, говорит, ах, сейчас ухожу. Совсемухожу. И доверительно сообщил близстоящим, что в Ерушалаиме ему пока делатьнечего. На фарисеев посмотрел, теперь пойдет смотреть на саддукеев. Мол, емурассказывали, что саддукеи поселились в Изреэльской долине, где раньше былгород Мегиддо.

Подхватил полы своей рубахи и заспешил прочь.

Михл догнал его, схватил за плечо.

– Ребе, я с вами! Дорога в Мегиддо дальняя,там всюду разбойники, вы один пропадете! Я сильный, я буду вас защищать. А выза это научите меня шестнадцати буквам!

И посмотрел на Эммануила так, словно от ответазависела вся его жизнь.

Однако тот помотал головой.

– Почему? – крикнул Бык.

Ты, сказал фокусмахер,не выучишься этимбуквам. Тебе не нужно. И идти со мной тебе тоже не нужно. Со мной ничего небудет, Бог защитит меня от напастей. Меня, но не тех, кто со мной. Поэтому ятеперь всюду хожу один. А ты, если хочешь стать евреем, станешь им и без меня.

И понесся вприпрыжку в сторону Навозных ворот.

Едва он скрылся за углом, полминуты не прошло,появился рав Шефаревич, с ним два турецких жандарма.

– Где он, евреи? – закричал великий человек.

– Там, там! – показали евреи.

Генэх перевел жандармам на турецкий: «Там,там», и турки побежали догонять нарушителя спокойствия.