Пелагия и красный петух - Борис Акунин

Жиденок посмотрел в спокойные глаза ЯковаМихайловича и, похоже, увидел в них нечто особенное, потому что судорожносглотнул, и губы его задрожали.

Это было хорошо, что он такой понятливый. Дляпущей экономии времени Яков Михайлович еще и ткнул ему пальцем под ключицу, гденервный узелок, а другой рукой своевременно припечатал пареньку рот, чтоб невышло лишнего крика.

Крика и не было, одно мычание. Зрачки умальчишки расширились – это от боли. Якову Михайловичу по роду деятельностинеоднократно доводилось наблюдать это примечательное явление, а недавнопрочитал в одном научном журнале: это такая физиологическая реакция,происходящая от острого раздражения зрительного нерва.

– Так о чем она тебя спрашивала? – повторилЯков Михайлович, подождав, чтоб зрачки немножко сузились.

Ладонь со рта убрал, но недалеко – на парувершков. Палец, которым ткнул в болезненное место, тоже держал на виду, длянаглядности.

– О русском пророке, – быстро сказал еврейчик.– Об Эммануиле... Есть тут такой.

Яков Михайлович улыбнулся, одобрительнопохлопал паренька по лбу – тот от страха зажмурился.

– Правду говоришь, верю. А куда онаотправилась, знаешь?

У самого сердце так и екнуло. Ну как не знает,тогда что?

– Не знаю, дяденька... – расстроил ЯковаМихайловича еврейчик, но, увидев, как помрачнело лицо страшного человека,скороговоркой прибавил. – Она про Изреэльскую долину говорила. Спрашивала, кактуда попасть. И еще про Мегиддо.

«Дяденька» облегченно вздохнул.

– А больше ничего сказано не было?

– Н-ничего...

Похоже, мальчишка и в самом деле был выдоендосуха.

Яков Михайлович задумался.

– Дяденька, я, честное слово, все вамрассказал...

– Помолчи, дружок, не мешай. Я думаю, можно лиоставить тебя в живых, – пробормотал тот, почесывая висок.

И тут еврейчик возьми и выпали – торжественнотак, с убеждением:

– Меня убивать никак нельзя, я еще долженспасти человечество!

Это и решило. Если он из спасителейчеловечества, то точно разболтает, понял Яков Михайлович. Знаем мы ихнийеврейский телеграф.

Успокаивающе улыбнулся пареньку, одной рукойпогладил его по шишковатому затылку, другой взялся за узкий подбородок икоротко, сильно дернул в сторону.

В цыплячьей грудке что-то пискнуло, и, когдаЯков Михайлович убрал руки, заморыш бесшумно сполз по стене. Раздутая отучености голова склонилась на плечо, и спаситель человечества приложился кнароду своему.

Глядя десятнику Киевского участка не в глаза,а на мокрые губы, собранные в гузку для лобызания, Матвей Бенционович брезгливопроцедил:

– Поцелуй Иуды. Что, узнал, поджидок?

Вот пригодилось и полезное слово,позаимствованное у «есаула».

Савчук выпучил глаза, а Коля разобрал губыобратно, и нижняя отвисла вместе с челюстью.

Теперь главное было буря и натиск.

– Хороши у вас «апостолы»! – напустилсяБердичевский на заводчика. – Я этого субчика в «Бристоле» видал! Жидовскоегнездо, жид на жиде! А этот перед ними на карачках ползает. Они ему «ты» да«Колька», а он их по имени-отчеству! Когда я вижу, как русские люди сами своюгордость топчут, у меня в глазах темно делается!

«Есаул» кинулся заступаться за Колю:

– Да он нарочно! Это мы ему поручили! В«Бристоле» все важные жиды останавливаются. Николай – наши глаза и уши!

– Он за паршивый гривенник до земли гнется! –не желал ничего слышать разгневанный прокурор. – Может, это он тут у васжидовские глаза и уши!

Гнев Матвея Бенционовича был великолепен. Изорта летели брызги, а руки размахались столь яростно, что носильщик попятился,налетел на стул и грохнулся на пол.

Упавшего кинулись поднимать.

– Уверяю вас, господин Дичевский, вы ошиблись,это наш человек! – уговаривал Бердичевского «есаул». – Многократно проверен! Они в секретных акциях участвовал.

В конце концов статский советник дал себяуспокоить, но не сразу, не сразу.

И тут последовала контратака со стороныоскорбленного Коли. Звенящим от обиды голосом он закричал, тыча пальцем вМатвея Бенционовича:

– У них волос не такой был, а чернявый!

Прокурор презрительно бросил:

– Дурак! Про краску для волос слыхал?

– Ты, Колька, и вправду дурак, – пришел ему напомощь парикмахер. – Захаживай ко мне – я тебя враз в абрашку перекрашу.

– А зачем вы были перекрашены в еврея? –нахмурился Савчук.

Бердичевский сделал ему знак глазами –отойдемте-ка.

Зашептал «есаулу» на ухо:

– Завтра снова перекрашусь. У меня план. Хочувыдать себя за жида. Проникну в их круг, пощупаю, что они такое и с чем ихкушать. Надеюсь получить от вас нужные сведения. Кто у них главный синедрионщикпосле отъезда Шефаревича?

– Вы с ума сошли! – всплеснул руками заводчик.– Да где вам с вашей внешностью за еврея сойти? Они чужого враз раскусят. И какту девку – головой в омут...

– Двум смертям не бывать, а под лежачий камень– сами знаете, – со скромным мужеством, безо всякой рисовки сказалБердичевский. – Давайте, Савчук, рассказывайте всё, что знаете.

«Инфернальная Зизи»

В пятницу с утра статский советник отправилсяна Большую Бердичевскую к начальнику губернского тюремного комитета, где навелкое-какие справки.

После обеда предпринял рейд номер два – но нев ешибот «Гоэль-Исраэль» (от которого, впрочем, осталось одно здание). Нашелсяобъект поинтересней.

Погода была отменная, почти летняя, и МатвейБенционович решил пройтись, тем более что возникла потребность собраться смыслями.

Как непохож был Житомир на любимый прокуроромЗаволжск!