Мария Стюарт - Стефан Цвейг

У Карберри-хилла, в шести милях от Эдинбурга, сходятся два полчища (полкамиих не назовешь). Численное превосходство на стороне королевского войска. Но ниодин из лордов, ни один из этих великолепно снаряженных благородных всадниковне становится под вызывающе развернутое знамя с королевским львом; кроменаемных аркебузиров, за Босуэлом следуют лишь кое-как вооруженные и не слишкомвоинственно настроенные люди его клана. А напротив, на расстоянии не болееполумили, так близко, что Мария Стюарт различает знакомые лица своихпротивников, сверкающими шеренгами на чудо-конях выстроились воинственныелорды, радуясь предстоящему делу. Под странным они собрались знаменем, водрузивего как раз насупротив королевского штандарта. На белом поле, распростертое поддеревом, лежит тело убитого. Рядом на коленях дитя, плача, простирает ручонки кнебу со словами: «Господи, к тебе взываю о суде и мести!» Тем самым лорды, ещенедавно наущавшие Босуэла расправиться с Дарнлеем, хотят представить себяблагородными мстителями, а также дать понять, что только против убийцы Дарнлеявыступили они вооружась, а отнюдь не восстали против своей королевы.

Ярко и многоцветно полощутся на ветру оба знамени. Но ни там, ни здесь нечувствуется настоящего подъема. Ни одно из полчищ не делает попыток перейти внаступление через разделяющий их ручей; и те и другие будто чего-то ждут итолько издали наблюдают друг за другом. Собранное впопыхах мужичье Босуэла невыказывает большого желания лечь костьми за дело, ему чуждое и темное. Лордывсе еще скованы нерешительностью. Не так это просто – с копьем и мечом открытоударить на свою законную государыню. Одно дело – состряпать добрый заговор иубрать неугодного короля, ибо всегда найдутся два-три бедняка, которых можнобудет потом вздернуть, а самим торжественно умыть руки; подобные темныемахинации никогда не тревожили совести лордов; но с поднятым забралом, средьбела дня ринуться на свою монархиню – слишком это противоречило идее феодальнойверности, все еще нерушимо владевшей умами.

От французского посланника Дю Крока – он появляется на поле брани в качественейтрального наблюдателя – не укрылось настроение обоих станов: не теряявремени, предлагает он повести переговоры. В лагере лордов выкидываютпарламентерский флаг, и, радуясь лучезарному летнему дню, оба полчищарасполагаются бивуаком, каждое по свою сторону ручья. Всадники спешиваются,ратники сбрасывают с себя тяжелые доспехи, и все с удовольствием закусывают, амежду тем Дю Крок с небольшим конным эскортом переправляется через ручей иподнимается на холм – в ставку королевы.

Поистине невиданная аудиенция! Королева, никогда не принимавшая французскогопосла иначе как в драгоценной робе, под тронным балдахином, сидит на камне впестром «килте», короткая юбчонка не прикрывает колен. Но достоинство инеукротимая гордость у нее те же, что и в придворном наряде. Возбужденная,бледная, невыспавшаяся, она дает волю своему гневу. Словно чувствуя себяпо-прежнему повелительницей страны, госпожой положения, она требует, чтобылорды беспрекословно ей покорились. Сами же они вынесли Босуэлу оправдательныйприговор, зачем же теперь обвиняют его в убийстве? Сами настаивали на этомбраке, а ныне объявляют его преступным! Негодование Марии Стюарт законно, ноне время ссылаться на закон, когда поднят меч войны. Пока посол ведетпереговоры, подъезжает Босуэл. Посол приветствует его, однако руки не подает.Слово берет Босуэл. Он говорит ясно, без колебаний, в его смелом, открытомвзоре ни тени страха; даже Дю Крок вынужден отдать должное безупречной выдержкеэтого головореза. «Признаться, – пишет он в своем сообщении, – он показалсямне настоящим полководцем, так как говорил со мной с полным сознанием своегодостоинства, как искусный и смелый воитель, умеющий вести полки в бой. Я не могне восхищаться им, ибо он видел, что его противники настроены решительно, самже он едва ли мог рассчитывать и на половину своих людей. И все же оннепоколебим». Босуэл предлагает решить дело поединком с любым из лордов равногоему ранга. Его дело правое, бог, конечно, не оставит его. Даже в стольотчаянном положении сохраняет он свой обычный задор, предлагая Дю Крокунаблюдать поединок с одного из холмов: увлекательное будет зрелище! Но королеваи слышать не хочет о поединке. Она все еще надеется, что лорды придут к ней сповинной, – неисправимый романтик, она, как всегда, лишена чувствадействительности. Вскоре Дю Кроку становится ясна бесполезность его миссии;старый вельможа видит слезы на глазах у Марии Стюарт, он и рад бы ей помочь,но, пока она не откажется от Босуэла, ей нет спасения, а она не желает от негоотказаться. Итак, до свидания! Откланявшись с отменной любезностью, оннеспешно возвращается в стан лордов.

Время слов миновало, пора дать бой. Но солдаты мудрее своих полководцев. Онивидят, что господа чинно беседуют, зачем же им, бедным горемыкам, убивать другдруга в такой погожий летний день? Все разбрелись кто куда; напрасно МарияСтюарт командует в атаку, видя в том единственное спасение, – люди больше ей неповинуются. Вся эта орда с бору да с сосенки, уже шесть-семь часов пребывающаяв праздности, постепенно рассыпается, и как только лорды замечают это, онипосылают двести человек всадников отрезать Босуэлу и королеве отступление.Только теперь понимает Мария Стюарт, что им грозит, и, как истинно любящаяженщина, думает не о себе, а только о своем возлюбленном Босуэле. Она знает: ниу одного из ее подданных не поднимется рука на нее, зато его они не пощадят,хотя бы уж затем, чтобы он не рассказал чего лишнего, что им, запоздалыммстителям за смерть Дарнлея, может прийтись не по вкусу. Впервые за все этигоды ломает она свою гордость. Она посылает в лагерь лордов парламентера сбелым флагом просить начальника конного отряда Керколди Грейнджского, чтобы онприбыл к ней один, без провожатых.

Священный приказ королевского величества еще исполнен магической,чудодейственной силы. Керколди Грейнджский останавливает своих всадников.Один, он переправляется на ту сторону и, прежде чем сказать что-либо,верноподданнически преклоняет колено. Он ставит последнее условие: пустькоролева откажется от Босуэла и вместе с ними вернется в Эдинбург. ТогдаБосуэла не станут преследовать – скатертью дорога!

Босуэл – изумительная сцена, изумительный актер! – стоит в молчании. Нислова не говорит он Керколди, ни слова королеве, чтобы не повлиять на еерешение. Чувствуется, что он готов и один скакать навстречу двумстам всадникам,которые, стоя у подошвы холма и не выпуская поводьев из рук, только и ждутсигнала Керколди, его поднятого меча, чтобы ринуться на неприятельские линии. Илишь услышав, что королева дала согласие на предложение Керколди, Босуэлподходит и обнимает ее – в последний раз, но они еще этого не знают. Затемсадится на коня и стремительно скачет прочь, сопровождаемый двумя слугами.Горячечный сон кончился. Наступает окончательное, жестокое пробуждение.

Страшное, беспощадное пробуждение! Лорды обещали Марии Стюарт отвезти ее вЭдинбург с подобающими почестями, и таково было, по-видимому, их первоначальноенамерение. Но едва униженная женщина в своей жалкой, запыленной одеждеприближается к толпе наемников, как огненной змейкой вспыхивает насмешка. Покажелезный кулак Босуэла защищал королеву, народный гнев не смел ее коснуться. Нотеперь она беззащитна, и ненависть дерзко и бесцеремонно поднимает голову.Королева, сдавшаяся на капитуляцию, не внушает уважения мятежным солдатам. Всесильнее напирают они, сначала движимые любопытством, а затем и возмущением. «Накостер шлюху!», «В огонь мужеубийцу!..» – раздаются исступленные крики. ТщетноКерколди колошматит их мечом: едва рассеявшись, озлобленные толпы собираются сновым ожесточением, и вот уж они, будто в триумфальном шествии, выступаютвпереди своей, пленницы, неся в руках знамя с изображением убитого супруга имолящего о мести дитяти. Так с шести до десяти вечера, от Лангсайда доЭдинбурга, гонят они ее сквозь строй. Из каждого дома, из окружных деревеньприбывают все новые охотники посмотреть небывалое зрелище – полоненнуюкоролеву, и порой натиск любопытствующих так велик, что они прорывают цепиохраны и солдаты вынуждены прокладывать себе дорогу в толпе; ни разу неизведала Мария Стюарт такого унижения, как в тот памятный день.