Отрочество - Александр Сергеевич Омельянюк

и решили избить!» – объяснил крупнотелый выходец из интеллигентной семьи.

– «Так мы тебя взяли только для моральной поддержки, чтобы он видел, что и молодёжь нашего дома тоже против него – предателя, Иуды!» – разъяснил и Коля Валов.

Подойдя вечером к школе, рядом с которой на облепленной болельщиками хоккейной коробке шла баталия единственной реутовской команды с гостями из Балашихи, компания борцов за справедливость остановилась, и один из неё попросил младшего ученика вызвать на минутку Юру Чернокозова на улицу.

Вскоре тот вышел возбуждённый и неодетый, сразу поняв, что его ожидает. Но путь отступления в школу был уже отрезан.

Друг Пестровского объявил Чернокозову претензию за предательство и подставу своего одноклассника и товарища по двору, сразу ударив его кулаком по лицу, разбив нос, а потом ударив ещё раз, уже сбив того с ног.

А боксёр Юра, обычно сразу низко встававший в боксёрскую стойку, и совершавший левой рукой круговые движения, тем самым будто вырезая конус, вершиной которого было плечо, а окружностью – кулак, даже не сопротивлялся. Видимо как спортсмен, он понимал бессмысленность этого и во избежание ещё большего для себя ущерба, принял происшедшее, как должное. Платон даже удивился этому.

– «Ну, ты всё понял?!» – поднял бьющий уже чуть прослезившегося Чернокозова за шиворот.

– «Да, всё! Всё, ребят, всё! Я всё понял – был не прав!» – разбитыми в кровь губами пробормотал тот, выставил вперёд вертикально изогнутую ладонь, словно защищаясь от невидимого света.

Платону даже стало жалко Юру.

Тот с семьей проживал в 12-ой квартире на четвёртом этаже первого подъезда их дома № 18 по улице Ленина. Его отец, Константин Васильевич, 1908 года рождения, во время войны был командиром противотанкового орудия, прослужив всего один год до получения тяжёлого ранения и награждения медалью «За боевые заслуги». Члены их семьи считались порядочными и интеллигентными, и даже умными.

– А какой же он хитрый, оказывается!? Или очень умный? Как же быстро он прекратил своё избиение?! Надо будет это запомнить – иной раз на рожон не лезть, особенно, когда силы явно не равны! Но я бы этот конфликт всё-таки наверно решил один на один и без свидетелей?! Зря Валера согласился на это – показал себя слабым, которого должны защищать старшие дяди! В общем, он слабак! – размышлял невольный соучастник.

Но к его удовлетворению никаких видимых последствий это дело не имело, за исключением прекращения дружбы Пестровского с Чернокозовым.

А вскоре и главному фехтовальщику их дома и двора тоже, наконец, досталось, причём и физически и морально.

Старший брат Миши Евдокимова – высокорослый студент старших курсов института Геннадий – как-то зимним вечером вызвал Платона на улицу из второго подъезда, где тот грелся в разговорах с группой своих товарищей.

Ничего особенного не подозревавший подросток спокойно вышел на улицу с молодым знакомым мужчиной.

– «Ты бил моего брата?!» – спросил великовозрастный верзила.

Пока Платон открывал рот, чтобы объяснить суть происшедшего, тот резко и неожиданно ударил мальчишку в лицо кулаком с зажатым в нём складным ножом с разложенным между пальцами шилом, пробив ему насквозь верхнюю губу, и пройдя между зубов. От неожиданного удара, намного превосходившего его по весу, возрасту и росту молодого мужчины, Платон сел в сугроб.

Ему было ни сколько больно, сколько неожиданно, досадно, обидно и даже смешно. Но, в то же время, он почувствовал какую-то внутреннюю гордость за себя.

Ведь он пострадал не за свои проказы, а за деяния своих товарищей, на днях, в очередной раз проучивших малолетнего интригана и фискала, которого не любили во дворе и периодически поколачивали.

– Надо же?! Он что ли так меня боится, что взял с собой нож?! А просто ударить побоялся? Нет! Ударил же! Значит, он специально это сделал, чтобы мне был максимальных ущерб! – лихорадочно анализировал Платон.

– «И передай другим, что с ними будет то же самое!» – молвил довольный собой обидчик, как ни в чём не бывало, покидая место своего преступления.

Семья Евдокимовых была всегда закрыта для общения, ограничиваясь лишь сухими приветствиями. Интеллигентные пожилые родители выглядели культурными, но очень замкнутыми и даже боязливыми.

То ли они жили под гнётом прежних репрессий, то ли сами принимали в них участие стукачеством, за что теперь боялись поплатиться от реабилитированных жертв.

Лишь самый младший и естественно избалованный любимец семьи Миша пытался любым способом самоутвердиться среди товарищей, но те старались держаться от вежливого, заискивающего и подленького подальше.

Одно время он, на год младше Насти, пытался даже ухаживать за ней. Но та игнорировала скользкого и слащавого молокососа с первого этажа.

Возможно, всё это вызвало у Михаила зависть и ненависть к любимцу их двора Платону, и, как следствие этого, наводку на него, невиновного, своего доморощенного цербера.

А Платон теперь, облизнув губу и почувствовав на ней вкус и тепло крови, поспешил домой. Он не стал жаловаться матери, а скорее рванулся к зеркалу в ванной, где растянув верхнюю губу, увидел маленькое и слегка кровоточащее отверстие.

– Ну, ничего страшного! Как говориться, до свадьбы заживёт! – успокоил он себя.

Но скрыть это от матери естественно оказалось невозможным. Она возмутилась и поспешила на разборку к старшим Евдокимовым на первый этаж. Но что там был за разговор никто из её детей так и не узнал.

Платон об этом не хотел говорить и товарищам. Но и те всё же дознались и устроили младшему Евдокимову форменную обструкцию, долго не разговаривая с ним и не принимая в свои игры и компании.

А когда Миша спросил на год старшего Колю Секунова, почему так, тот искренне и с иронией ответил ему, ставя под сомнение интеллигентность всей семьи Евдокимовых:

– «Так с тобой опасно играть и вообще дело иметь! Тебя чуть заденешь, так ты сразу брату-бандиту пожалуешься! А его тогда посадят, и не видать ему больше института и не стать интеллигентом!».

Миша Евдокимов, как самый младший в семье ребёнок интеллигентных пожилых родителей, был, несомненно, человеком одарённым. Но вместе с тем природа наделила его и слабым здоровьем.

Он никогда не занимался спортом, и ни в каких активных подвижных дворовых играх замечен не был.

Слюняво-болтливый ботаник не раз потом пытался доказать товарищам по двору, что он хоть и физически слабый, но зато самый умный и знающий. Но пацаны бесцеремонно обрывали болтуна, как самого неавторитетного во дворе, не давая разлиться реке его красноречия.

Как ни странно, у Платона не было особой обиды на братьев Евдокимовых. Но про себя он решил, что от дураков лучше держаться подальше. И с тех пор этой фамилии в