Хороший, плохой, неживой - Ким Харрисон

– Босиком, – добавил Ник, и я сбросила шлепанцы.

Глубоко вздохнув, я встала на зеркало – оно было так жехолодно, как и черно, и я подавила дрожь, испытывая такое чувство, будто могупровалиться как в дыру.

– Уй-я, – сказала я, скривившись от ощущениязатягивания под ногами.

Ник встал и глядел через стол мне на ноги.

– Получается, – сказал он, внезапно побледнев.

Я сглотнула слюну и провела руками по голове, будтостряхивая с себя воду. В голове заныла пульсирующая боль.

– Ага, – сказал Ник таким голосом, будто емунеприятно было смотреть. – Так гораздо быстрее ее втягивает.

– Мерзкое ощущение, – буркнула я, продолжаястряхивать с себя ауру к ногам. По легкой ноющей боли я понимала, что онауходит. Во рту ощущался металлический вкус, и я, поглядев на черную поверхностьподо мной, раскрыла рот от удивления, впервые увидев свое отражение в ней.Рыжие волосы разметались вокруг лица, как я и ожидала, но само лицо былосмазанным янтарным пятном.

– У меня аура коричневая? – спросила я.

– Ярко-золотая, – ответил Ник, перетаскиваятабурет на мою сторону стола. – В основном. Кажется, ты ее всю сняла.Будем продолжать?

Услышав в его голосе беспокойство, я посмотрела ему в глаза:

– Да, пожалуйста.

– Отлично. – Он сел и положил книгу себе наколени, чтобы прочесть следующую фразу. – Так, теперь положить зеркало всреду переноса. Но осторожно, чтобы не коснуться среды пальцами, а то аураснова к тебе прицепится и придется начинать все заново.

Я не хотела глядеть в зеркало – неприятно было видеть себя внем как в клетке. Ссутулившись, я снова надела шлепанцы. Ноги ныли, в головепульсировала боль, как в начале мигрени. Если я не закончу с этим быстро, тозавтра весь день проваляюсь в темной комнате с мокрой тряпкой на голове.

Подняв зеркало, я осторожно опустила его в среду. Кусочкидикой герани мелькнули и исчезли, растворенные моей аурой. Это было жутковатодаже по моим меркам, и я не смогла удержать возглас восхищения.

– Что дальше? – спросила я, желая наконец получитьсвою ауру обратно.

Ник наклонился над книгой.

– Дальше ты должна помазать средой своего фамилиара, ноосторожно, чтобы самой не коснуться среды. – Он поднял глаза: – А какможно намазать рыбу?

У меня у самой морда вытянулась:

– Не знаю. Может, просто бросить его в котел вместе сзеркалом? – Я потянулась к книге на коленях у Ника, перевернуластраницу. – Тут ничего нет о том, как сделать рыбку фамилиаром? Все остальноетам есть.

Ник оттолкнул мои руки от страниц, чуть не порвав одну.

– Нет. Сунь свою рыбу в этот котел с зельем. Если непоможет, попробуем что-нибудь еще.

Я сразу расстроилась:

– Ага, а потом аура будет рыбой пахнуть, –буркнула я, погружая руку в кастрюлю с Бобом. Ник отозвался смешком.

Боб в котел с зельем не хотел. Пытаться поймать мечущуюсярыбку в круглой кастрюле – занятие почти безнадежное. Из ванны его было кудалегче достать – я просто спустила всю воду, пока он не оказался на мели, –но сейчас, несколько раз чуть его не поймав, я уже была готова вылить воду напол. Наконец я его поймала и, закапав водой весь стол, бросила в котел.Заглянула, посмотрела, как его жабры гоняют янтарную жидкость.

– О'кей, – спросила я, надеясь, что с Бобом все впорядке. – Помазали. Что дальше?

– Только заклинание. И когда среда переноса станетпрозрачной, получишь ауру, которую твой фамилиар тебе оставит.

– Заклинание, – повторила я, думая, насколько жеглупая штука эта магия лей-линий. Магия земли никаких заклинаний не требует ипрекрасна в своей простоте. Глянув на нездешние свечи, я подавила дрожь.

– Вот оно. Я его вместо тебя прочитаю.

Он встал с книгой, и я расчистила место для нее рядом сБобом в котле. Наклонилась к Нику и подумала, что хорошо от него пахнет,мужским хорошим запахом. Специально с ним столкнувшись, я ощутила теплый поток– наверное, его ауру. Он не заметил, увлеченный разбором текста. Я вздохнула итоже стала смотреть в книгу.

Ник прокашлялся. Сведя брови, шевеля губами, он стал шептатьслова, звучащие темно и опасно. Я понимала разве ч го одно из трех. Он дочиталдо конца, повернулся ко мне со своей обычной полуулыбкой.

– Как тебе это? – спросил он. – Оно в рифмузвучит. У меня плечи шевельнулись вздохом:

– Я должна сказать это на латыни?

– Не думаю. Единственная причина, по которым эти штукипишутся в рифму, – это чтобы колдун их легче запомнил. Фокус в намерениях,скрывающихся за словами, не в самих словах. – Он наклонился надкнигой. – Погоди, я сейчас переведу. Может, даже в рифму – для тебя.Латынь допускает очень свободные интерпретации.

– О'кей. – Нервничая, неверными руками, язаправила волосы за ухо и наклонилась над котлом. Бобу явно там не нравилось.

– Pars tibi, Шит mihi. Vinctus vinculis, precefactis. – Ник Поднял глаза от книги. – Значит, так: «Пусть частьтебе, но целое – мне. Связанный узами просьбы творитель».

Я послушно повторила, чувствуя себя глупо. Заклинания –бывает ли большая ерунда на свете? Того гляди, придется еще Прыгать на однойноге и махать на полную луну метелкой из перьев.

Ник водил пальцем по странице:

– Luna servata, lux sanata. Chaos statutum, pejusminutum. – Он нахмурился. – Пусть будет так: «Луна сохраняет, деньпросвещает. Злобой людскою Хаос взрастает».

Я повторила, подумав, что колдунам лей-линий сильнонедостает воображения.

– Mentem tegerts, malumferens. Semper servus, dumduretmundus. Так, я бы сказал: «Вызван защитой кошмаров носитель. Связан,пока…»

– Ой, Ник, – взмолилась я, – ты уверен; чтоправильно перевел? Это же ужас. Он вздохнул:

– Тогда попробуем так… – Он задумался. –Можно вот как перевести: «Разума сторож, боли носитель! Будь мне рабом доскончания дней».

Это было еще туда-сюда, и я это произнесла, ничего неощутив. Мы оба уставились на Боба, ожидая, чтобы янтарная жидкость сталабесцветной.

– Кажется, я что-то не так сделала, – сказала я,нашаривая шлепанцы.

– Ой, блин! – выругался Ник, и я проследила за еговзглядом – он смотрел на дверь. Кадык у него дернулся в судорожном глотательномдвижении.

У меня на шее волосы зашевелились, демонский шрамзапульсировал. Затаив дыхание, я повернулась к двери, решив, что Айвивернулась.

Это была не Айви. Это был демон.

– Ник! – завопила я, отшатываясь назад. Демонухмыльнулся.