Последний, кого ты любила - ЛДжей Эванс

секунду задержала взгляд на его руках, прежде чем поднять его выше. Он подмигнул, затем опустил шляпу пониже и двинулся вперёд.

Я последовала за ними на Шэдоуфаксе и смотрела, как они двигаются в такт с конём. В том, как он обнимал её, было что-то невыразимо трогательное, словно он ограждал её от всего мира. И, наверное, так оно и было.

Я слышала её болтовню, но слов разобрать не могла — они шли чуть впереди меня. Может, это было и к лучшему — мне нужно было сосредоточиться, вспоминая, как правильно держать поводья, как двигаться вместе с лошадью, как всё то, чему меня когда-то учил Брэндон.

Солнце ярко светило, но в воздухе чувствовалась прохлада. Я была рада, что успела постирать вещи, пока Мила была в школе, и теперь могла надеть свой тёплый зелёный свитер, джинсы и единственные уцелевшие кроссовки.

Я пожалела, что у меня не было моих ковбойских сапог — тех, что я оставила на ранчо, чтобы мама их не нашла, а потом всё же взяла с собой в колледж, только чтобы тут же отдать их, в отчаянной попытке забыть Теннесси.

Когда мы отдалились от конюшни, я поняла, что Мэддокс ведёт нас по длинному маршруту вокруг ранчо, к той самой лощине, где я уже бывала. Дорога, которую он выбрал, позволяла нам обойтись без прыжков через ручей.

На вершине небольшого холма Мэддокс остановился, и я подвела Шэдоуфакса к Ароду, оглядываясь вниз, на пастбища и луга. Куда ни глянь — всё это земля Хатли. Акры, которые они чуть не потеряли в сложные времена, незадолго до моего отъезда из Уиллоу-Крика. Но теперь — свежевыкрашенный дом, добротные ворота, полдюжины уютных домиков за конюшней — всё это говорило о том, что ранчо процветает.

— Я рада, что вы сумели его сохранить, — сказала я.

— «Вы»? — он лукаво прищурился. — Осторожнее, а то твой южный акцент снова себя выдаст.

Я толкнула его носком сапога в ногу, и оба коня немного зашагали на месте от нашего движения.

— Это всё заслуга Райдера, — продолжил Мэддокс. — Сначала родители были настроены скептически, но он показал им статистику по другим ранчо, которые стали прибыльными, а потом сам нашёл кредиты и занялся всей реконструкцией.

— И как родители теперь к этому относятся?

— Они счастливее, чем когда-либо. Мама обожает готовить и возиться с гостями, а папа — учить людей ездить верхом и рыбачить. Мы оставили достаточно скота и посевов, чтобы обеспечивать ресторан в сезон, а в остальное время у нас небольшие контракты с местными фермами, которые поставляют продукты в рестораны. Плюс, конечно, мамины пироги. Они приносят куда больше денег, чем ты можешь себе представить.

Он говорил о семье с гордостью. И она была заслуженной. Хатли сплотились и спасли свою землю. Что могло быть лучше?

— Ты всё ещё чувствуешь себя виноватым, что не работаешь с ними? — тихо спросила я.

— И да, и нет. Я рад, что остался в городе получать диплом, потому что мог быть дополнительной парой рук в переходный период. Но этот бизнес не моя страсть, как у Райдера. Я люблю ловить плохих парней и сажать их за решётку.

— И ловить кур, чтобы загонять их обратно в загон? — поддела я, вспомнив, как Эми рассказывала, что Лиаму недавно пришлось вылавливать сбежавшую птицу.

Он рассмеялся.

— Скажем так, детство на ранчо дало мне ценный опыт для работы шерифом.

— Папа, поехали! Я хочу посмотреть, осталась ли лисья семья у ручья, — позвала Мила, подняв руку и прижав ладонь к его щеке. Он поцеловал её в центр ладошки.

— Хорошо, Букашка. Посмотрим, справится ли МакКенна с нами?

Мила широко улыбнулась, вцепившись в луку седла, будто уже знала, что её ждёт.

— Да!

Мэддокс лёгким движением пяток подогнал Арода, и тот пошёл быстрым, уверенным шагом, от чего Мила заливисто засмеялась.

Я наклонилась к уху Шэдоуфакса, похлопала его по боку и прошептала:

— Ну что, старина, догоним их?

И пустилась следом.

Ветер трепал волосы, солнце сияло, в воздухе пахло влажной землёй и сочными травами. Сердце было лёгким, свободным. Будто это место всегда было моим.

Мы прорвались сквозь рощу ивы и дубов на вершине холма над лощиной, сбавляя ход, пока не остановились. Мэддокс первым спрыгнул с коня, затем помог слезть Миле. Я последовала их примеру, и мы оставили лошадей бродить неподалёку, зная, что они не уйдут далеко. Мэддокс достал из седельных сумок одеяло и наши пакеты с обедом. Мы использовали корни деревьев как ступеньки, чтобы спуститься в ту самую маленькую лесную чашу, которую всегда считали своей. Расстелили плед, сели вплотную, плечи и бёдра касались друг друга, пока Мила рылась в пакетах с едой.

— А папа рассказывал тебе, как мы здесь играли в пиратов? — спросила я.

Мила покачала головой, кусая бутерброд, и я с трудом сдержала улыбку, когда яичная масса выдавилась на её щеки.

— Мы притворялись, что ручей — это океан, а мы приплыли на своём корабле в секретную бухту, чтобы спрятать сокровища от злых пиратов, — рассказала я, указывая на тёмные закоулки среди корней. — Мы пробирались за эти корни и закапывали наши клады.

— Они всё ещё там? — с восторгом спросила Мила, распахнув глаза.

Я тихо усмехнулась, но тут же вспомнила о банке, полной моих кошмаров. Это было не сокровище, но оно всё ещё там.

— Большая часть была едой, так что наверняка её нашёл какой-нибудь зверёк.

Мила показала на угол лощины у ручья.

— Там мама-лисица растила своих малышей. Мы видели её всего два раза, и папа думал, что, может, мы её напугали, но мне кажется, она знает, что это место безопасное. Что мы не причиним ей вреда. Что думаешь, МакКенна?

— Думаю, я всегда чувствовала себя здесь в безопасности, — ответила я.

Мэддокс снова поймал мой взгляд. Тяжёлые чувства, прошлые и настоящие, наполнили воздух между нами. Мила схватила наши руки и сцепила их вместе.

— Теперь с тобой всё в порядке, — сказала она.

— Ч-что? — я посмотрела на неё.

— Пираты больше не могут тебя обидеть.

Затем она отложила бутерброд и вскочила.

— Пойду посмотрю, нет ли в ручье ещё золота!

— Одна нога всегда должна оставаться на земле, Букашка, — напомнил ей Мэддокс.

— Знаю, знаю!

Мы смотрели, как она схватила палку и начала копаться в воде.

— Она кажется такой… взрослой для своего возраста, — тихо сказала я.

Он не повернулся ко мне. Всё его внимание было приковано к Миле, будто он был готов в любую секунду броситься и спасти её, если она вдруг оступится.