Записки у изголовья. Книга 2 - Тан Ци

припухшей нижней губе. От этого нежного прикосновения по телу Фэнцзю пробежала дрожь. Си Цзэ на мгновение задержался в уголке ее губ, затем отпустил ее.

Кипарисовая маска вернулась на место, лисьи уши снова уперлись ей в подбородок.

Казалось, остановившееся время потекло вновь. Собравшиеся вокруг них цветы эпифиллума тихонько разлетелись точками света, словно светлячки летом.

Фэнцзю стояла не двигаясь, потрясенная. До нее медленно доходило осознание того, что она только что делала, и она просто лишилась дара речи.

Си Цзэ поднял руку коснуться венка у нее на голове, и она сделала шаг назад, уклоняясь, отчего его рука замерла в воздухе. Случилось так, что цветок эпифиллума как раз упал сверху, коснувшись кончиков его пальцев, отчего показалось, что ладонь Си Цзэ окутал тихий свет.

Тень Фэнцзю дрогнула, и девушка выдавила только:

– Я…

Она еще долго «якала», на большее ее не хватило. Заметив, что Си Цзэ ничего не говорит, она сказала в некотором смущении, путаясь в словах:

– Я не сознавала, что я только что творила. Этим вечером я была очень счастлива, совсем как в детстве, когда не было ни забот, ни печали. Правда, я была так счастлива.

Си Цзэ посмотрел на нее.

– Почему не счастлива сейчас?

Она подавила поднимающееся волнение и изо всех сил попыталась изобразить спокойствие.

– Недавно ты мне очень помог, думаю, мы уже можем называться близкими друзьями. Может, я сделала что-то, что ты неправильно понял, но я этого не хотела. Хотя мы и считаемся супругами, этого тоже не хотел ни ты, ни я. Давай останемся друзьями, так будет лучше, согласен?

Си Цзэ бесцветно спросил:

– Думаешь, так будет лучше? – Лицо его было очень спокойным, когда он продолжил: – Кого ты только что представляла на моем месте?

Кого она представляла? Никого, конечно. Ею, наверное, овладели злые духи, раз она так азартно бросилась доказывать свое превосходство в поцелуях. Фэнцзю покачала головой, как погремушкой, и сказала:

– Никого я не представляла, не наговаривай на меня.

И, желая только того, чтобы он поскорее забыл о произошедшем, добавила:

– Говорят, хорошо без иллюзий и одержимости. Раньше я этого не понимала, а теперь очень хочу понять. Я не желаю больше жить одержимостью и блуждать в иллюзиях, равно так же, как не желаю становиться предметом чьей-то одержимости и заблуждения. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Си Цзэ молча скользил взглядом по ее лицу. Когда она произносила эти слова, в ней не осталось и капли той наивности, как когда они бежали сквозь море цветов эпифиллума. Лицо ее теперь выражало редкую осторожность. Разумеется, еще слишком рано. Временами он думал, что она очень умна, а она оказывалась бестолкова. Временами он полагал, что она бестолкова, а она оказывалась очень умна. Если он хотел, чтобы она перестала его опасаться, ему, похоже, оставалось только следовать ее воле.

Его взгляд на мгновение задержался на ней. Затем он сказал:

– Во мне говорили остатки невыведенного яда. О чем ты подумала?

Фэнцзю оторопела.

Когда Си Цзэ только что ее поцеловал, она, конечно, подумала, что либо в нем опять говорит яд, либо она ему нравится. Она не верила, что он настолько невезуч, что до сих пор не смог избавиться от яда, поэтому решила, что все же ему нравится. Она даже поцеловала его в ответ. Очевидно, у нее назрели проблемы с головой.

Она уже наскребла в себе смелости, размышляя, как, маневрируя, вежливо и не причиняя боли объясниться, чтобы сберечь самоуважение Си Цзэ. Кто бы мог подумать, что он все еще под действием яда. Может, и она ответила на его поцелуй потому, что он отравил ее? Да, определенно во всем виноват яд.

Когда Си Цзэ спросил, о чем она подумала, должно быть, он догадался, что она полагает, будто он в нее влюбился. Похоже, он намекал, что она слишком много думает. А она и правда слишком много думала. От этой мысли ее лицо моментально покраснело от стыда, и она попыталась скрыть его неестественным смехом.

– О, так это были остатки яда. Я… я обычно очень осторожна, поэтому легко надумываю себе лишнего. Не смейтесь надо мной, ха-ха, ха-ха. Но этот яд правда нечто. Больше десяти дней прошло, а ты до сих пор его до конца не вывел. Не пора ли всерьез им озаботиться?

Си Цзэ некоторое время молча смотрел на нее, затем, будто взвешивая каждое слово, ответил:

– Яд и правда сильный, но всерьез заботиться ни к чему.

Фэнцзю прислонилась спиной к стене, не зная, что еще можно тут сказать. Си Цзэ тоже больше ничего не говорил, в воздухе повисла неловкость. Наконец она нашлась с ответом:

– Тебе, наверное, неприятно, когда яд действует?

Си Цзэ спокойно ответил:

– М-м, терпимо.

Фэнцзю выдавила только «о», прежде чем переулок снова погрузился в тишину. В этой тишине в голову ей пришел закономерный вопрос. Она думала сдержаться, но проиграла любопытству и все же спросила:

– Если терпимо, то что же ты… сейчас не вытерпел?

Си Цзэ откровенно ответил:

– Долгое воздержание не идет на пользу. – Затем он добавил: – Ты вроде как сказала, что мы можем называться близкими друзьями. Полагаю, друзья не возражают против такой мелочи?

Фэнцзю не знала, почему ей вдруг захотелось его придушить, но в словах Си Цзэ имелся смысл. Более того, если бы она дала своим членовредительским порывам выход, только лишний раз бы показала, что ее выдержка никуда не годится. Ей оставалось только продолжать смеяться и вежливо заметить:

– Я, конечно, не возражаю, но ты так долго терпел…

Си Цзэ впился в нее взглядом.

– Именно потому, что долго терпел, не стал терпеть там, где нет нужды терпеть.

Не дожидаясь ответа Фэнцзю, он прижал руку к груди и нахмурился, будто от боли.

– Кажется, рана открылась, пока мы бежали. Немного больно. Давай возвращаться.

Десять дней прошло, а яд еще не весь вышел, и рана болит. Он еще говорит, что не о чем беспокоиться. Какой лжец. Фэнцзю все же по сути была заботлива. В момент неловкости она совсем позабыла о его ранах. Теперь сердце ее наполнилось одним беспокойством. Она шагнула вперед и поторопилась поддержать Си Цзэ.

– Кажется мне, твоя рана плохо заживает. Если бы знала, не пошла бы с тобой гулять. Скорей возвращаемся. Я позову кого-нибудь, чтобы занялся тобой.

Она встревоженно нахмурилась, поддерживая Си Цзэ, и не заметила, как в уголках его губ появилась улыбка.

* * *

Чача все еще не вернулась из храма-дворца Разветвления дорог, и, хотя молоденькая служанка, ее