Запретная любовь - Халит Зия Ушаклыгиль

— Ах, госпожа! Вы меня напугали. Я принесла книги Бехлюль Бея.

Бихтер не отвечала, встреча с ней была настолько неожиданной, что мадемуазель Де Куртон тоже не могла найти сил говорить. За секунду она подумала, что Бехлюль тоже мог быть там и можно было допустить, что она специально пришла, чтобы застать их в темноте. Эта мысль показалась Бихтер настолько унизительной для её достоинства, что она захотела одним словом исправить возможное ошибочное суждение:

— Уверяю Вас, мадам… — начала она, но не было возможности продолжить фразу, не давая понять, что она всё знает. Она вдруг замолчала, будто онемела.

Рядом с этой женщиной, которая завтра покинет дом с унижением уволенной прислуги, Бихтер за минуту всей душой ощутила стыд и унижение женщины, предавшей мужа, и задыхающимся голосом сказала:

— Мадемуазель, Бехлюль Бея здесь нет, и я не знаю, почему будто онемела здесь, посидев немного у окна.

В темноте они смотрели друг на друга в неловком тяжёлом молчании. Мадемуазель Де Куртон не ответила на эти слова, похожие в устах этой женщины на подлое признание её греха, сделала два шага вперёд, словно стремясь быть достойно вычеркнутой из тайны, появившейся перед ней в темноте, и, когда Бихтер выходила тяжёлыми шагами, медленно положила книги на порог, даже не желая гадать уже привыкшими к темноте глазами, был ли там Бехлюль.

***

Нихаль, которая хотела допоздна посидеть с гувернанткой, легла рано, но держала её рядом с кроватью, пока не уснула.

Мадемуазель Де Куртон рассказала ей о своих мыслях. Сначала она поедет в Париж, пробудет там всего месяц в гостях у старой родственницы, потом присоединится к своей семье, живущей в дальнем уголке одной из провинций (со спокойной ленностью семьи пауков в крыле ветхого особняка, пока не уничтоженного ударами времени).

Она описывала эту тихую, заброшенную жизнь как сладкую блаженную мечту, иногда наклоняясь к бледному лицу Нихаль и осторожно целуя его:

— Но, — говорила она; — в этом блаженстве я буду плакать, думая о моей маленькой Нихаль.

Ты тоже будешь здесь счастлива и расскажешь мне о своём счастье, верно, Нихаль? Тогда, узнав, что моя маленькая Нихаль тоже счастлива, мне будет не о чем плакать.

Нихаль лишь кривила губы. Старая гувернантка несколько часов будто пела колыбельные. Завтра утром, может быть ещё до того, как Нихаль проснётся, старый попугай улетит из клетки; все вещи — мадемуазель Де Куртон добавила с улыбкой — даже шляпы, против которых так возражал Бехлюль Бей, были уложены в коробки и ожидали сигнала. Мысли старой девы пошли по странному пути в момент, когда она произнесла имя Бехлюля. Она вспомнила про тайну, из-за которой столько времени испытывала ужасные угрызения совести. Идея, которая до сих пор не приходила в голову, шла по незаметным, извилистым следам и не задумываясь более, не в силах остановить слова, о которых, может быть, пожалеет через минуту, она снова наклонилась к постели Нихаль и, глядя в совсем уже сонные глаза, сказала:

— Нихаль, даю тебе последнее наставление, и ты не будешь просить у меня объяснений. (И добавила после секундной паузы:) Остерегайся Бехлюля…

Нихаль открыла сонные глаза, эти слова мгновенно сверкнули в неясном облаке у неё в голове. Она даже не была уверена, что кто-то это сказал, её глаза снова закрылись и с тенью лёгкой улыбки на губах она хотела сказать:

— Но сегодня мы решили, что теперь будем друзьями. — Её губы слегка дрогнули, затем в её голове как будто разлился успокаивающий эликсир. Она спала. Когда мадемуазель Де Куртон снова наклонилась, чтобы поцеловать её в последний раз, Нихаль во сне показала кому-то кончик своей тонкой брови и сказала: «Сюда».

***

Оставшись ночью одна в своей комнате, Бихтер мысленно подытожила события сегодняшнего дня. Они были настолько неожиданными, что расширились до череды событий, которая могла произойти в течение года, их перепутавшиеся подробности казались такими же бурными, как период депрессии. Бихтер захотела добраться до истинной сути этой череды событий, оказавших такое бурное воздействие на её нервы. Ни в одном из них не было ничего пугающего: Бехлюль не предаст их любовь, у Аднан Бея не проснулось подозрение, старая гувернантка не искала возможности отомстить ей. Затем её разум, рассуждая в обратном порядке, пришёл к противоположным результатам. Она видела старую гувернантку, тихим, коварным голосом что-то рассказывавшую её мужу. Может быть, сейчас она постучит в дверь Аднан Бея и захочет закончить разговор о Бехлюле, который не был завершён днём. Когда Бихтер мучилась здесь от страданий, Бехлюль неизвестно где и в чьих объятиях говорил: «В моей жизни есть только Вы!»

Она забывала обо всём, когда видела его в фантазиях, утомлявших её сердце невыносимыми страданиями. Старая гувернантка могла уже сказать то, что знала, и Аднан Бей мог прийти и потребовать от неё объяснений.

Прижимая руки к животу, она корчилась в муках дикой ревности, затем вдруг сказала: «Может быть, он пришёл,» слыша как скрипит от порыва ветра колпак печки и тихонько качается в петлях створка ставни. Неожиданно, после секундного проблеска надежды, она погрузилась в глубокое бессилие, с горькой уверенностью решив, что он уже не придёт, что всё, всё кончено. Тогда она закрыла глаза и с решительностью больного, который старается забыться, чтобы притупить сильную боль, стояла с закрытыми глазами и сжатыми бровями, как будто желала удержать от работы свой мозг. Стоя так, она в какой-то момент подумала, что пробуждается ото сна. Казалось, что она уснула на стуле, прошло несколько часов и кто-то встряхнул её и сказал: «Почему ты спишь? Он пришёл».

Она действительно заснула? Она огляделась, сколько сейчас должно быть времени. Свеча на пороге медленно стекала с одной стороны и капала на черепаховый гребень, забытый рядом с подсвечником. Ей было лень встать, чтобы поднять гребень. Она хотела снова заснуть, остаться здесь с мёртвым безразличием. Но действительно ли пришёл Бехлюль? Встать, потихоньку выйти, в темноте снова пойти в ту комнату… А если он не пришёл? На этот раз глубоко в сердце дрогнуло чувство, до сих пор остававшееся спокойным, чувство женского достоинства, чувство протеста брошенной женщины. Вдруг она оказалась такой униженной, жалкой, ничего не предпринимающей с бессилием избитого ребёнка, что решила найти силы вскочить с места, уверенно и твёрдо встать на ноги, выйти целой и невредимой из-под обломков рухнувшей мечты о счастье и сломать руку, давшую ей эту унизительную пощёчину. Теперь Бехлюль мог прийти, она не пойдёт его искать. Отряхнув своё достоинство, она поднялась с