В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин

это, что называется, под дулом пистолета: вооруженные силы США после 1945 г. так и не ушли из Германии. Наша страна одержала действительно великую победу, но есть тенденция списать на нее многие беды и просчеты.

Китайцы директивно определили, насколько Мао Цзэдун был прав и насколько неправ. У нас все вперемежку. В то же время целая политическая партия восхваляет Сталина, хотя никто другой не нанес большевикам такого вреда, как он.

Надо подчеркнуть, что серьезную работу провел Хрущев. Уже в конце марта 1953 г. (Сталин умер 5-го) был принят Указ Президиума Верховного Совета об амнистии, по которому на волю вышли 1 миллион 200 тысяч человек, однако без политзаключенных. В лагерях начались восстания, и в течение следующих двух лет было освобождено две трети из почти миллиона «политических».

К сожалению, и при Хрущеве активно действовала статья Уголовного кодекса РСФСР (70-я, переформатированная из знаменитой 58-й), наказывающая за антисоветскую пропаганду и агитацию. При Хрущеве «за политику» сажали в среднем по тысяче человек в год.

Под Новый 1980 год Андропов докладывал Политбюро, что под эту статью подпадают «преступления» Сахарова. Одновременно он объяснил, что нецелесообразно привлекать академика к судебной ответственности, ибо это может повлечь серьезные политические издержки: для предварительного расследования дела и рассмотрения его в суде потребуется минимум 2–3 месяца, в течение которых Запад непременно организует шумные антисоветские компании. Сахаров был сослан «внесудебным» путем – Указом Президиума Верховного Совета СССР.

При Брежневе в Уголовный кодекс была внесена статья 190-1 о наказании за клевету на советскую власть, сформулированная в еще более расплывчатых выражениях, чем 70-я. По ней две трети людей было осуждено за устное выражение недовольства или несогласия. Фактически в жизнь претворялась установка Берии: «Враг народа – это не только диверсант и вредитель, но и тот, кто сомневается в правильности линии партии».

Хотя диссидентское движение не представляло серьезной угрозы режиму, оно было целенаправленно подавлено, включая общественные группы, ратовавшие за соблюдение Заключительного акта СБСЕ, комиссию по расследованию использования психиатрии в политических целях и созданный Сахаровым «Комитет прав человека»..

Разгребать наслоения тяжелого прошлого Горбачев начал сразу. На одном из заседаний Политбюро он сказал Чебрикову: «Надо выпустить из тюрем политзаключенных. Они там находятся за такие высказывания, которые я, генсек, делаю сегодня».

Вопрос о возвращении Сахарова Горбачев вынес осенью 1986 г. на Политбюро и получил всеобщую поддержку, включая тех, кто шесть лет назад голосовал за ссылку. Громыко даже воскликнул: «Это хорошо, принципиально». А шеф КГБ В. Чебриков подчеркнул, что «у нас не было повода привлечь Сахарова за разглашение тайны».

Здесь Чебриков явно разошелся со своим предшественником, который утверждал, что Сахаров (записка в ЦК от 26 декабря 1979 г.) «выдает представителям капиталистических государств секреты, имеющие отношение (хороша формулировка! – А.) к важнейшим проблемам обороны страны. Запад щедро оплачивает враждебную деятельность Сахарова, перечисляя на его счета в зарубежных банках десятки тысяч долларов».

Вслед за Сахаровым, вернувшимся в Москву 23 декабря 1986 г., начали выходить на свободу люди, арестованные по статьям 70 и 190-1. Выдающееся достижение Верховного Совета: действие «антисоветских» статей было приостановлено, а через некоторое время они были отменены вообще.

В феврале 1988 г. Шульц, будучи с визитом в Москве, передал Шеварднадзе список из 300 политзаключенных. Наш министр посмеялся над ним и над американским посольством в Москве, представившим ему «мертвых душ». Тем не менее госсекретарь пошел перепроверять и посетил Сахаровых в их, как он пишет, скромной квартире. Тот подтвердил, что в американском списке много больше людей, чем было на самом деле: большинство уже освободили.

В мае того же года мне было поручено заявить на заседании Комиссии ООН по правам человека, что в тюрьмах нет ни одного человека, осужденного за политические взгляды или религиозные убеждения. Мы верили, что это раз и навсегда. Мы ошиблись.

Горбачевское Политбюро положило начало юридическому процессу, который отменил приговоры, вынесенные в 1930-е годы «двойками», «тройками» и другими внесудебными органами.

Новая действительность – новые законы. В перестройку МИД был вовлечен в обширную работу по правовому обеспечению основных свобод. Большую часть из них советские люди практически никогда не имели. Почти каждый закон должен был быть переписан или написан заново, причем так, чтобы приблизить правовые нормы к высоким международным стандартам с нашей, естественно, спецификой.

В последующие времена некоторые из них переписали еще раз, вернувшись к «добрым» старым, почти советским образцам.

Впервые в российской истории руководство страны заботилось о том, чтобы законами защитить граждан от правительства, т.е. от себя самого. Разумеется, это одобрялось далеко не всеми. Равная обязательность закона для всех с трудом переходила из лозунга в реальность.

Страна была испещрена родимыми пятнами царского и сталинского режимов, в том числе в чисто организационном смысле. Катастрофически не хватало судей: несколько десятков тысяч на огромную страну. Анатолий Иванович Лукьянов сказал мне в ноябре 1987 г., что в СССР адвокатов столько, сколько было в царской России и, вообще, крайне низок уровень юридической науки и правового сознания: только 2 процента населения выступает за отмену смертной казни.

С Лукьяновым, тогда главой отдела ЦК КПСС, мы довольно обстоятельно обговорили актуальные на тот момент вопросы правовых реформ. Он был достаточно сдержан насчет нововведений, резко выступил против наведения порядка в психбольницах. Это меня насторожило: он считался близким сподвижником Михаила Сергеевича. Но в голову не могло прийти, что он предаст Горбачева.

Предстояло радикально поменять сложившийся судебный порядок. Уже в 1988 г. глава Верховного Суда СССР Владимир Михайлович Теребилов смог заявить, что мы близки к подлинной независимости судей. Благодаря гласности стало известно то, о чем многие знали или догадывались: в доперестроечный период судьи зачитывали решения, которые вменялись им партийными органами или госбезопасностью. Зачастую по телефону – так называемое «позвоночное право». Дающий указания безличен: «Есть мнение».

Из архивных материалов видно, как в прежние времена на Политбюро подробно обсуждались вопросы, когда и в каком месте провести суд, как «подготовить соответствующую аудиторию», как быть с прессой, какой срок наказания вынести. Таков был советский суд, по словам одного из членов Политбюро, «очень демократичный». Он не шутил.

В период перестройки в стране был «легализован», другими словами, вошел в концепцию судебной реформы суд присяжных (введен в 1993 г.) Вновь получила права гражданства презумпция невиновности, почти забытая прежней судебной практикой. Ныне «реставрация» в области правосудия зашла далеко.

Два других важных закона, в разработке которых МИД принял активное участие, это: о свободе совести; работа над ним началась в год тысячелетия христианства на Руси (1988) и закончилась лишь через два года.