Нордвуд. Призрачные нити - Хелен Тодд

Холодный мраморный пол, полумрак, тихое потрескивание фитиля в керосиновой лампе. Он не любил холодный и неживой свет, так исчезало тепло. Поэтому временами на его рабочем столе загорался желтый огонек прошлого.

К этому времени все, что он ощущал раньше, перестало называться болью. Казалось, что его тело словно фарфоровая чашка, которая неудачно выскочила из рук, ударилась о мрамор и раскололась на десяток осколков. Рассеянный взгляд, окровавленные губы и тонкая алая полоса, которая медленно стекала, впитываясь в светлую ткань рубашки. Единственное, что осталось прежним, – кривая ухмылка. Тодор не собирался отступать, его не беспокоило то, что все внутри разрывает неконтролируемая магия.

В полутьме кабинета, за массивными дверьми. Никто не услышит немой крик. Пьяный морок окутывал своей тишиной, которую не нарушало ничего. До этой секунды. Легкий шорох… мутный взгляд предательски не фокусировался. Мягкие шаги… незваный гость будто дожидался этого момента, этой чертовой слабости. Одна секунда, и вампир мог бы вонзить клыки в сонную артерию, но что-то останавливало. Инстинкты отступали.

– Мертвый сон, зыбкий, пьяный, пустой… любой на твой выбор.

Судя по интонации – Мари. Ни с кем не спутать эти мягкость и уверенность в словах. Никто не осмелился бы переступить черту, кроме нее. Ей нечего терять, и, возможно, ведьма вскоре пожалеет об этом, вот только не в это мгновение. Небольшая заминка, сейчас хриплый кровавый кашель пройдет, и он сможет ответить. Если его время еще не вышло.

Тодор не считал себя потерянным, больным, обреченным. Не ощущал смерти. Не чувствовал ее тонкие, но цепкие руки, ее дурманящий аромат, наэлектризованный воздух, оповещающий о скором событии. Нет. Все это призрачно – невозможно угадать, когда твои секунды истекут. Но впервые вампир знал о своей свободе. Больше ничего не должен, больше не важно ничего – его долг исполнен. Больше не нужно пробуждение.

– Тай не должен знать, – слова прозвучали прерывисто, сипло.

– Знаю, ты заблокировал вашу связь. Неосторожно с твоей стороны, слишком рискованно. Надеешься, что договор ограничил вашу зависимость друг от друга? Но душевная боль, ощущение потери – хуже, чем согласие принять помощь. Гордость этого не стоит.

Пытка. Все это оставалось для него истязанием, которое хотелось прекратить. Слова не имели значения. Он не был уверен, что правильно понимает их значение. В груди все стыло: бессознательно, странно, мертво, безлико. Чернота перекрывала любые чувства. Ни вдоха, ни покоя. Остается просто закрыть глаза, и все. Хватит.

– Все, как ты хотел: без эмоций, боли, сожалений. Я не предлагаю тебе помощь, – ее теплая рука болезненно обожгла запястье. – Ты просто выпьешь это.

– Любая смерть из твоих рук.

Тодор машинально сжал небольшой бутылек с зельем, без раздумий, без сомнений. На губах отчетливо выделялась пряная острота ментола. Она перекрывала все остальные ингредиенты.

На время зрение болезненно восстановилось. Слишком четко. Все просто: в утонченных чертах ни испуга, ни смущения. Никаких эмоций, ничего, что он мог бы увидеть, за что зацепиться. Мари смотрела так, будто его и не было, словно сквозь. Он был благодарен за эту нейтральность, в какой-то мере за безразличие. Светлые волосы рассыпались по плечам, как только ведьма наклонилась, чтобы забрать остатки зелья. Ни одного прикосновения. Тодор не чувствовал это болезненное тепло вновь. Не ощущал близости, все вскользь, как иллюзия, только без эмоций. Как пустота.

– Тебе не привыкать ничего не чувствовать.

Мари спрятала бутылочку в карман. Ее взгляд оставался таким же безразличным, равнодушным, чужим. Было вязко, душно. Но боль исчезла. От нее осталось эхо, так же, как и от эмоций. Ничего не осталось.

– Мои тоже не прочитаешь. Ничьи, пока отвар будет действовать – ты ледяной король. А сказочные персонажи не могут ни умереть, ни проснуться, они – текст. Не больше, чем просто слова. Буквы, которые в сердцах читателей рисуют призрачные замки.

Еще пару минут назад он мог узнать все, о чем она думает. Заглянуть в любые уголки ее души, вывернуть эмоции. Но теперь… в этой пустоте, серости, безразличии. Эти тонкие руки, шелковые волосы, странный взгляд. Где узнать, что это значит? Кто она, если нет привкуса горечи? Кто он, если нет больше долга? Нет ничего.

Ни на что не будет ответа. Никто не впускает в свою душу, пока не сломаешь тонкую защиту. Тодор знал – он может ее уничтожить. Не заглядывая в глаза, не изучая ее слабости. Нет ничего проще, чем сломать того, кто прячет свои эмоции. Хотелось вернуть ту боль, которая была с ним пару минут назад. Она оставалась его контролем, линией, через которую не переступить. А сейчас… так легко распахнуть окно, вдохнуть холодный воздух и уничтожить все то, что могло связывать его с этим городом. Не стоит упиваться этой мнимой свободой. И вампир молчал. Хмурил брови, криво улыбался, вытирая остатки крови с губ. Знал, что нет границ, но за окном и без того слишком темно.

– Уходи.

Тодор встал с дивана и застыл, заглядывая в ее глаза. У нее было время передумать, покинуть кабинет. Просто закрыть дверь и знать, что эта ночь пройдет спокойно. Но Мари испытывала его терпение. Хотя сейчас он с уверенностью сказал, что она играет с судьбой, отлично понимая, что, убрав зельем его боль и эмоции, дала свободу.

– Не ставь меня перед выбором, если знаешь, что без зелий захлебнешься собственной кровью. В тебе слишком много магии. Настолько, что даже без боли и эмоций тебе не хватит сил это контролировать. И Тай знает. Никакой блок, никакой договор не прервет вашу взаимосвязь. Жив ты – жив он.

Мари, словно чувствовала, как все вокруг расплылось, крепко сжала его плечо и заставила сесть вновь. Он чувствовал, как зелье выжигало горло, как горький привкус заставлял сжимать челюсти. Ощущал горячие пальцы, которые убрали волосы с его лица. Ведьма шептала заклинания, и боль раз за разом возвращалась. В чем чертов смысл был ее убирать? Теперь, с непривычки, после паузы, ее волны ощущались сильнее, отчетливее. Тодор задыхался. Знал, что не тонет и при этом не мог вдохнуть.

– Два темных источника в одних руках… ты точно спятил, соглашаясь на это. Неужели чужие жизни важнее твоей?

– Это уже не моя война.

Зелье действовало. Его успокоение обволакивало, вновь возвращало трезвость. Хотелось дышать глубже, наслаждаясь холодным воздухом и ароматом дождя. Мари наверняка открыла окно. Слишком предусмотрительно, уверенно.

– Пока ты в Нордвуде – твоя. Пока ты жив – тоже. Следующее зелье лишит тебя рассудка. На время. Извини, их нельзя повторять – не будут действовать. Чем дальше, тем хуже. Но ты же знал, на что шел.

Тодор не боялся себя, даже если внутри слишком темно. Он не был уверен, что с Мари ничего не случится. Вот только новая порция зелий стерла все мысли и переживания. Самая длинная ночь все еще оставалась впереди.

* * *

Ненависть к слабости, нерешительности, собственной боли и беспомощности. Тодор терял рассудок от невыносимых ощущений, лишь на время забываясь под сильными, но уже едва работающими зельями. Темнота окутывала его веки, лишала зрения, напоминала о ноющем теле. Он не мог дышать: каждый глоток отзывался пламенем в груди. Больше не мог открыть глаза и, не обращая внимания на успокаивающие прикосновения, рассмеялся, захлебываясь собственной кровью. Голова, легкие, ребра… его разрывало изнутри, магия брала свое, хотела получить больше, переполнить его до краев, вытравить из него дурманящий морок, но этого мало. Это не поможет.