Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева

посвятить себя благу Швеции, не причиняя при этом зла Франции.

Дождавшись, когда Карл Юхан закончил диктовать письмо к английскому принцу-регенту с уверениями, что со всею поспешностью выступит к Рейну, чтобы внести свою лепту во всеобщие усилия, генерал попросил позволения выехать в крепость Фредриксгоф, которую кронпринц приказал стереть с лица земли, чтобы лично осмотреть и принять захваченные там пушки.

Пять дней спустя, вернувшись в Киль, Сюрмен наткнулся на графа де Буйе, выглядевшего растерянным и озадаченным. Холодный прием, оказанный ему во Франкфурте, обескуражил посланца Конде, но Бернадот объяснил это тем, что у союзников нет никакого четкого плана в отношении кандидатуры на французский престол. Даже хорошо, что они сейчас не могут сойтись во мнении; пусть королевская семья доверится кронпринцу, питающему к ней чувство почтительной дружбы и обещающему хранить их отношения в строжайшем секрете. Все очень просто: граф д'Артуа должен тайно высадиться в Голландии и приехать в Бельгию, где Бернадот после первой же выигранной битвы поднимет рядом со шведским знаменем белое знамя французских королей и с Божьей помощью вернет Бурбонов на трон их отцов… Как прикажете это понимать? Сюрмен мысленно выругался, а вслух сказал, что, к сожалению, не может ответить графу ничего положительного: он всего лишь начальник артиллерии и не занимается высокой политикой.

Еще в прихожей генерал услышал громкий голос Карла Юхана, который кого-то распекал. По мере приближения к парадной зале голос нарастал, бросая резкие, отрывистые фразы:

— Недолго же процарствует ваш король, если он и дальше будет вести себя так же! На Зеландии волнения, да им везде недовольны! Принц Кристиан готов ему наследовать. Я мог пленить всю вашу армию! Я займу всю вашу страну, когда пожелаю! Я остановился лишь из умеренности, но если меня будут пытаться обмануть, я пройду через всю Ютландию…

Сюрмен остановился у дверей, однако адъютант Бернадота распахнул их перед ним: кронпринц ожидает генерала и приказал впустить его сразу, как он появится. Карл Юхан коршуном наскакивал на датского лейтенанта, который явно не понимал половины из им сказанного и что-то лепетал по-немецки. Предложив свои услуги переводчика, Сюрмен выяснил, что лейтенант приехал за фуражом для датской кавалерии на время перемирия. Это неслыханное требование вызвало новое словоизвержение, поскольку в заключенном договоре не значилось ничего подобного.

Когда вконец оглушенного лейтенанта наконец-то отпустили, Бернадот объявил, что осаждать Гамбург остается Беннигсен, а шведская армия вместе с корпусами графов Воронцова, Вальмодена и Строганова выступает к верховьям Рейна. Не дав ему продолжить, Сюрмен достал из кармана письмо, которое носил там уже неделю, и протянул кронпринцу:

— Монсеньор, позвольте мне покинуть армию. По счастью, я простой человек, которого легко заменить, и не связан никакими политическими обязательствами.

— Письмо от вас? — Бернадот удивленно вертел в руках сложенный листок с потертыми краями. — Зачем писать, если вы всегда можете обратиться ко мне устно?

— Монсеньор, то, что пишут, более обдуманно, чем то, что говорят.

Карл Юхан углубился в чтение. "Если он откажет мне сейчас, — думал Сюрмен, — я подам прошение об отставке. Напишу королю, он меня поймет. В конце концов, у меня расшатано здоровье, то и дело воспаляются глаза — наверное, на нервной почве…"

— Счастливец, — вздохнул Бернадот, машинально складывая письмо, — вы вольны повиноваться вашим чувствам! Хотел бы я быть на вашем месте… Помимо вполне естественного отвращения к пролитию французской крови, я испытываю опасения за свою репутацию. Одно-единственное сражение может решить мою судьбу: если я его проиграю, то никто в Европе не одолжит мне даже одного экю… Но вам вовсе нет нужды возвращаться в Швецию! Хотите остаться в Любеке военным губернатором? Чтобы передать шведскую Померанию датчанам, когда до этого дойдет?

— Охотно, монсеньор.

— Отлично, вы останетесь в Любеке. Мне нужен здесь думающий человек. Я хочу устроить в этом городе большое депо моей армии, узел коммуникаций… Кстати, как ваши глаза? Как будто уже лучше?

— Да, монсеньор, благодарю вас; припарки очень помогают…

— Да-да, — Бернадот уже не смотрел на него и как будто говорил сам с собой, — нельзя продвигаться вслепую. Чтобы избрать свою стезю, нужно ясно видеть цель…

38

Коленкура мучили угрызения совести: по дороге в Лю-невиль он встретил префекта Эпиналя, бежавшего при виде казачьих разъездов, отчитал его, объявил трусом и заставил вернуться, и вот Эпиналь захвачен неприятелем, а префект попал в плен — по его, Коленкура, вине!

Оказывается, ситуация в восточных департаментах совсем иная, чем представлялось Наполеону, когда он вместе с новым министром внешних сношений прокладывал маршрут к штаб-квартире союзных войск. Из Люневиля под вечер пришлось срочно выехать в Нанси, но и там было ненадежно: маршал Ней отдал приказ об эвакуации, чиновники нагружали подводы архивами, растерянные жители смотрели вслед уходившим войскам и покидавшим их отцам города, а потом бежали укладываться сами. Коленкур продолжил путь в полночь, отправив подробное письмо императору. Наполеон ничего не знает! Он действует вслепую, протягивая руки в пустоту! Верный адъютант станет глазами Наполеона.

В Вуа он получил два известия: от маршала Виктора — о том, что Нанси уже занят неприятелем, и от князя Меттерниха: лорд Каслри скоро прибудет на континент, и как только это произойдет, в Шатильоне-на-Сене откроются мирные переговоры. Шатильон! Бургундия! Маршрут Коленкура наконец-то обрел конечную цель.

Ночью на постоялом дворе, где он остановился, вспыхнул пожар, поторопивший его отъезд. В гостинице "Золотое солнце" в Сен-Дизье министра уже дожидался курьер из Парижа с письмом императора к Меттерниху. Взывая к "благородным чувствам" канцлера, который демонстрировал "твердость и прямоту при всех обстоятельствах", Наполеон предлагал заключить перемирие до подписания мирного договора. Австрия ведь проиграет от войны в любом случае: если Франция одержит верх, Вена столкнется со всеми последствиями поражения, а если Францию уничтожат, нарушится равновесие в Европе, русский медведь и английский бык растопчут австрийские эдельвейсы.

Листок мелко дрожал в руке Коленкура. Наполеон так ничего и не понял. Францию уже уничтожают! За десять дней неприятель занял четверть страны! При этом и военные, и гражданские совершенно уверены, что захватчики ведут войну лично с Наполеоном, который больше не одно целое с французским народом! Конечно, перемирие необходимо, но чтобы остановить вторжение, придется откупиться — и не одними обещаниями. Три орла слетелись к добыче, попробуйте-ка вырвать ее у них из когтей! Единственный способ — переключить их внимание на подкрадывающегося льва. В Шатильоне соберутся люди, которым не терпится покончить с войной, но Англия будет затягивать переговоры в надежде взять Австрию измором и заставить примкнуть к своим планам переворота — посадить на трон жирного борова, полжизни питавшегося