Свидетель Мертвых - Сара Монетт

И он покосился на меня.

Значит, вот она, проблема, которую он на самом деле хотел со мной обсудить. Жаль, что я понятия не имел, в чем она заключалась.

Я молча ждал, и он проговорил:

–Нам бы очень не хотелось, чтобы у архиепископа сложилось… не совсем верное представление о происходящем в Амало.

–Мы не переписываемся с архиепископом,– бесстрастно ответил я.– У нас нет на это причин.

–О, прекратите, Келехар,– раздраженно воскликнул Вернезар.– Только не надо притворяться, что вы не докладываете ему обо всем.

–Не докладываем,– покачал я головой.– Едва ли архиепископа интересуют наши мелкие будничные проблемы.

Он уставился на меня с таким лицом, словно я сказал ему, что могу слышать пение рыб.

Я не мог доказать, что говорю правду, а убедить его было невозможно. Я вздохнул и сказал:

–Мы не намерены клеветать на вас господину архиепископу.

–Благодарим вас, Келехар,– ответил Вернезар.

Должно быть, теперь он окончательно уверился в том, что я еженедельно отправляю в столицу подробные донесения о деятельности священников Амало.

–До свидания, дач’отала,– пробормотал я и был рад откланяться.

Дело Бросета Шевелдара рассматривал лорд верховный судья Эримар. Ему потребовалась неделя на то, чтобы ознакомиться с нашими показаниями, а также с заявлением, составленным адвокатом мера Шевелдара (нанятым, без сомнения, на деньги, унаследованные убийцей от несчастных жертв). В день судебного заседания в Амал’тэйлейане собралось немало народу. Кроме меня присутствовали Ульджавар, который в кои-то веки надел официальное облачение, отало Дарневин, отала Боншенар, а также множество незнакомых мне мужчин и женщин. Я понятия не имел, кто это такие и что привело их сюда.

Некоторые, вероятно, были родственниками убитых, потому что в задних рядах я заметил блеск пенсне мера Урменеджа.

Лорд Эримар, эльф в возрасте за шестьдесят, держался очень прямо, и я знал, что ум у него острый как бритва. Он оглядел каждого из нас, задержав взор на мере Шевелдаре, который сидел в наручниках между двумя массивными гоблинами из Братства Бдительности, и сказал:

–Это дело не похоже ни на одно из тех, с которыми нам приходилось сталкиваться на протяжении нашей карьеры. Мы ознакомились с письменными показаниями Свидетеля, выступающего от имени трех женщин, каждую из которых умертвили с помощью калонвара через несколько недель или месяцев после заключения брака с обвиняемым. Он называл себя Бросетом Шевелдаром, Сегевисом Мичезаром и Кро’исом Авелонаром, а также, вероятно, другими именами. В заявлении, представленном адвокатом мера Шевелдара, отмечается, что ни в одном из случаев его вина не была доказана. Однако возможны лишь два объяснения изложенным фактам: либо подсудимый виновен, либо некто преследовал его, несмотря на то что он менял имена и заводил новых жен, и травил его супруг именно в то время, когда меру Шевелдару была выгодна их смерть. Мы находим второй вариант не только маловероятным, но и абсурдным. Свидетель мера Шевелдара не смог представить никаких доказательств того, что второе предположение соответствует истине. Мы находим, что Бросет Шевелдар виновен в убийстве Ливано Шевелдаран, Дрэйчано Мичезаран и Инширан Авелонаран, а также ее нерожденного ребенка Улану. Приговор будет вынесен завтра князем Орченисом.

Мы все знали, каким будет приговор.

Когда мы вышли из зала суда, ко мне подошел мер Урменедж.

–Он действительно законченный негодяй.

–Да,– кивнул я.– Нам очень жаль, что ваша сестра обманулась в нем.

–Инширан очень хотелось, чтобы ее представления о нем были правдой,– вздохнул он.– Наверняка другие бедняжки чувствовали то же самое.

–За исключением первой меррем Шевелдаран,– заметил я.– Она должна была хорошо знать его – а может, ей только казалось, что она его знает.

–Мы лишь надеемся, что Инширан не догадалась,– сказал мер Урменедж.– Эта мысль будит нас по ночам.

На этот вопрос невозможно было ответить. Только Шевелдар знал правду. А он не признал свою вину – несмотря на доказательства того, что он трижды женился под разными именами и что все его супруги были отравлены одним и тем же ядом. Несмотря даже на то, что стражники Братства Бдительности при обыске обнаружили в его комнате на четверть полный флакон с пожелтевшей этикеткой с надписью «Калонвар». Кроме того, Свидетель его невесты, мин Чинево Тавалин, в своих показаниях описал его поведение, совпадавшее с образом действий в предыдущих случаях. Шевелдар не оправдывался, не предлагал объяснений, даже не смог ответить на вопрос, почему после стольких утрат он не оставил попыток завести семью. Он вообще не желал говорить об умерших. Он лишь настаивал на своей невиновности и объявил себя мучеником, хотя так и не выяснилось, в чем именно заключались его мучения.

–Но мы хотели бы вас поблагодарить,– добавил мер Урменедж.– За то, что вы настойчиво продолжали расследование, хотя на вашем месте девять из десяти чиновников бросили бы это дело. Если бы не вы, мин Тавалин сейчас была бы уже замужем.

С таким предприимчивым женихом мин Тавалин сейчас была бы уже мертва. Но я оставил это мнение при себе, а вслух сказал:

–Это наше призвание и наша работа, мер Урменедж. Нет нужды нас благодарить.

–Перестаньте,– покачал головой мер Урменедж.– В память об Инширан мы обязаны это сделать.

И снова мне нечего было возразить. Я поклонился и сказал:

–Мы принимаем вашу благодарность.

Он улыбнулся:

–Переубедить такого упрямца, как вы,– настоящее достижение. Спасибо вам, отала Келехар.

Он поклонился мне – ниже, чем я заслуживал,– и ушел.

Когда меня перехватил Горонедж – газетчик на этот раз почему-то был один,– я не стал уклоняться от ответов. Его интересовали подробности дела; в частности, он расспрашивал меня о том, как я нашел мин Урменеджен и получил ли какие-нибудь сведения от убитых. На последний вопрос я, разумеется, ответил отрицательно. Также его чрезвычайно увлекла магия имени, при помощи которой мы выследили Бросета Шевелдара, а еще больше заинтересовал и даже привел в ужас список фальшивых имен.

–Как он мог сотворить такое?– пробормотал журналист.

Вопрос показался мне риторическим, но я все же ответил:

–Он не признал свою вину, сказал лишь, что менять имя – не преступление.

–Нет,– согласился Горонедж,– но только потому, что никому не пришло в голову законодательно запретить это. Что за безумие!

–Безумие – отравить трех жен,– сказал я.

–Да, вы правы.– Его уши подергивались, и крошечные серьги-гвоздики с хризолитом поблескивали в солнечных лучах, проникавших в высокие окна.– Наверное, нам стоит радоваться тому, что мы не способны понять его.