Приз - Полина Дашкова

Драконов должен был к весне представить первые сто страницрукописи, немец собирался пригласить его, оплатить дорогу и проживание,подписать договор, получить для него аванс у издательства. Остаток осени и всюзиму Лев Абрамович самозабвенно работал, и к концу марта первые сто страницбыли готовы. Черная полоса кончилась. Ему везло даже в мелочах. Кто-то иззнакомых свел его с молодым человеком, который помог ему освоить наконецкомпьютер. Симпатичный юноша по имени Стас, студент, подрабатывал, обучаякомпьютерных чайников элементарным навыкам. Брал копейки. За короткое времястал своим человеком в доме.

Между прочим, именно к этому Стасу Драконов отправился вгости в тот вечер, когда его убили.

Писатель давно мечтал о ноутбуке. У него был дешевыйстационарный компьютер, который занимал весь его письменный стол. Стаспригласил его посмотреть несколько образцов ноутбуков, недорогих, подержанных,но очень хороших.

После убийства Стаса, разумеется, допрашивали, но ничегоинтересного не узнали. Драконов пришел, просидел часа три, они болтали, пиличай. Модель ноутбука, которая ему понравилась, стоила слишком дорого. Онсказал, что нужная сумма появится у него чуть позже.

То есть он рассчитывал на аванс от немецкого издательства.

Арсеньев захлопнул свой ежедневник, нашел в бардачке бутылкуминералки. Вода была теплой, с гадким пластмассовым привкусом. Бутылкапровалялась в машине месяца два, не меньше. Он выпил залпом, как водку, изакурил.

Ток-шоу, в котором участвовал племянник генерала Жоры,только началось, оставалось вполне достаточно времени, чтобы доехать до«Останкино».

«Я буду думать о чем-нибудь хорошем, и все пройдет», —повторяла про себя Василиса и послушно водила глазами направо, налево,открывала рот, показывала язык, подносила к носу забинтованный палец. —Неврологический статус в норме, — бормотала пожилая врач, заполняя карточкубыстрым непонятным почерком.

«Представляю, что она бы там написала, расскажи я ей продоктора Штрауса. Спасибо, что я не могу говорить. Я бы вряд ли удержалась. Мнебы захотелось поделиться с кем-нибудь, и меня отсюда прямиком направили бы впсихушку, навсегда».

Голова ее лопалась от криков. Кричали мужчины. Это былипленные русские летчики. Всего пять испытуемых. Трое потеряли сознание. ДокторШтраус констатировал кому. Троих унесли. Их должны отогреть естественнымобразом, с помощью одеял и голых женских тел. Использовать для обогрева«животное тепло» придумал Гиммлер. К испытуемому подкладывали трех-четырехголых женщин. Они должны были прижиматься к заледенелым телам летчиков.Гиммлер, посещая Дахау, непременно присутствовал при опытах и радовался, какдитя, когда однажды испытуемый оттаял до такой степени, что совокупился с однойиз женщин на глазах наблюдателей.

Тех, кто выживал после отогрева, опять опускали в ледянуюводу. И так до тех пор, пока эксперимент не даст внятных результатов.

Немецких летчиков сбивают над Атлантикой англичане. Онипадают в море и погибают от холода. Жирный Геринг, министр авиации, требуетпроводить эти «авиационные» исследования. Ему нужен точный ответ на вопрос:сколько времени проживет летчик, сбитый в феврале над Северной Атлантикой?

Поддерживать нужную температуру воды, когда бассейн находитсяв теплом помещении, довольно сложно. Приходится работать на улице, холоднымизимними ночами. Врачи замеряют время, наблюдают. Вокруг шеи испытуемогонадувной круг, чтобы голова не уходила под воду и он не мог захлебнуться.Головы, освещенные прожекторами, торчат на поверхности, как поплавки.Испытуемые кричат, стонут, некоторые начинают бредить и даже петь. Закрыть имрты кляпами нельзя, это нарушит чистоту эксперимента.

Время на холоде тянется бесконечно медленно. Отто Штраус, вотличие от своих коллег, не бегал греться в офицерскую гостиную. Он, неотрываясь, смотрел на лица оставшихся испытуемых, на четвертого и пятого.Четвертый потерял рассудок. Сначала он кричал непрерывно, пронзительно. Потомстал бормотать. Штраус не знал русского языка, но в потоке незнакомых словрасслышал несколько общеизвестных крепких ругательств. Генерал не терпел брани,и при иных обстоятельствах бывшему летчику пришлось бы поплатиться засквернословие. Но шел эксперимент, который нельзя прерывать.

Пятый испытуемый казался самым пожилым и слабым, но держалсяудивительно долго. Он перестал кричать раньше других, вероятно, поняв, что этобесполезно. Только лишняя трата сил. Он молчал. Посиневшие губы были плотносжаты, глаза широко открыты. Он смотрел прямо на Штрауса. Когда унесли троих,впавших в кому, он проводил их взглядом и опять уставился на генерала. Наконецзатих четвертый. Его унесли. Кроме Штрауса не осталось никого возле ледянойкупели. Тишина обрушилась на генерала, придавила к мерзлой земле. Луна засиялаярче, как еще один прожектор. Генерал сгорбился, спрятал руки в рукава теплойшинели. Пар клубами валил у него изо рта. Он думал о том, что подробноеописание смерти от переохлаждения есть в любом учебнике судебной медицины итолько такие необразованные, темные люди, как Геринг, не знают этого. Апроблема быстрого разогрева замерзших была решена еще в 1880 году русскиммедиком Лепешинским.

Штрауса интересовало другое. В молодости, когда он изучалфизиологию в Мюнхенском университете, его глубоко поразили опыты с холодом.Сердце, изъятое из живой лягушки, замороженное максимально быстро, до твердостикамня, после оттаивания вновь начинало пульсировать. Когда же лягушкузамораживали целиком, она погибала. Штраус хотел найти способ консервациижизни. Это была не только медицинская, но и философская задача. Он мечталостановить время и победить смерть.

Он хотел жить вечно. Иные формы жизни, кроме биологической,его не устраивали. Ему представлялось, что в будущем обычный сон заменитсяглубокой заморозкой организма. Все физиологические процессы остановятся, в томчисле и процесс естественного старения клетки.

Таким образом, удастся продлить свое существование сначалалет на десять, потом на двадцать, потом на сто. Конечно, это пока только грубаясхема, но надо работать дальше, используя счастливые возможности, которые даетвойна.

Из офицерской гостиной едва доносились звуки патефонноготанго и пьяный женский смех. Приглушенно, совсем далеко, лаяли овчарки. Пятыйиспытуемый смотрел на Штрауса, не щурясь от ослепительного света, который билему в лицо. И вдруг зазвучал его голос. Он говорил медленно, хрипло, с тяжелойодышкой. Генерал подумал, что пятый бредит. Но фразы, которые произносилрусский, звучали вполне связно.

— Милая, любимая моя Оленька! Я жив. Машину нашу сбили надлесом, за деревней Лоханки Курской области. Саня Тарасов погиб еще в воздухе, ая каким-то чудом уцелел. Я жив, Оленька, сейчас, сию минуту, я думаю о тебе,говорю с тобой, знаю, ты меня слышишь и чувствуешь. А что дальше — не так ужважно. Сегодня полнолуние. Хотя бы раз за эту ночь, несмотря на голод, холод исмертельную усталость, ты взглянула на луну. Я тоже ее вижу, круглую, белую,важную, как купчиха у самовара. Ты любишь такие ночи, морозные, ясные, скрипснега, четкие тени голых веток на дороге. Помнишь, как мы такой вот ночью шлиот станции до дома? Был слышен уютный, спокойный шум поезда. Ты сказала, чтодалекий стук колес зимней ночью, в открытом поле, кажется тебе гениальноймузыкой, которую невозможно записать и повторить. У тебя заиндевели ресницы, яих оттаивал губами. Ты смеялась и говорила, что глазам щекотно.