Приз - Полина Дашкова

— Здравствуйте, Мери. Это майор Арсеньев, если вы помните.Это майор, которому уже давно пора стать подполковником. Кстати, а какой у васчин в ЦРУ?

— Маша, я ужасно рад, что вы опять в Москве. Давайтевстретимся и поужинаем вместе…

«Тьфу, бред какой-то, — одернул себя Арсеньев, в очереднойраз прикоснувшись к своему мобильнику, во-первых, в ближайшие пару дней мнепросто некогда с ней встречаться. Во-вторых, это все равно ничего не даст. Уменя и так в голове постоянно работает дробилка, грохочут отбойные молотки ирычат дрели. Мне только не хватало Мери Григ. Я окончательно свихнусь, когдаувижу ее».

Два года назад майор Арсеньев познакомился с американкойМери Григ и потерял голову. Правда, никто, кроме него, этого не заметил.Влюбиться в Мери Григ, или Машу, как называли ее здесь некоторые, было верхомидиотизма. Ко всему прочему, она оказалась офицером ЦРУ. Арсеньев догадывался,но не был уверен, пока его не пригласили для беседы на конспиративную квартируФСБ. Там приятный пожилой человек, представившийся Павлом Ивановичем, принялсярасспрашивать его о Маше.

— Скажите, а вам не показалось, что ее связывает с нашейстраной нечто большее, чем профессиональный интерес? — спросил он с мягкойлирической улыбкой.

Саня не решился уточнить, что имелось в виду под«профессиональным интересом».

— Она приезжала собирать материалы для своей диссертации, —продолжал его собеседник после паузы, — она многие годы изучала русский язык,историю, политику, литературу, нашу национальную психологию. Она ведь психолог,верно?

— Психолог, — кивнул Саня и несколько агрессивно добавил: —Она отличный психолог и очень хороший человек. Я не понимаю, к чему этотразговор. У нас не тридцать седьмой год, и нельзя каждого иностранца считатьшпионом.

В ответ Павел Иванович рассмеялся и покачал головой.

— Никто не считает ее шпионкой, но у нас работа такая. Онаведь не просто иностранка, она тесно общалась с нашими известными политиками,ей пришлось прикоснуться к расследованию серьезного преступления. В конечномсчете, не столь важно, кто она на самом деле. Вполне возможно, она вообщерусская. И что с того? Вы совершенно верно заметили, что у нас не тридцатьседьмой год и далеко не каждый сотрудник американской разведки является нашимврагом. Существуют сферы, в которых наши интересы совпадают.

Поскольку Арсеньев в этом диалоге предпочитал отмалчиваться,собеседник решил говорить сам и следить за его реакцией. Саня старался сделатьсвое лицо непроницаемым. Он думал о том, что влюбиться в Мери Григ — это всеравно, что влюбиться в Статую Свободы. Так же глупо и непатриотично.

Напоследок Павел Иванович взял с него официальную подписку онеразглашении всех сведений, прямо или косвенно касавшихся гражданки США МериГриг.

И только оказавшись на улице, Саня понял, в чем был смыслбеседы. Хитрых «смежников» интересовали вовсе не сведения о Маше, которые могбы почерпнуть из общения с ней майор милиции Арсеньев. Они все равно знали оней значительно больше, чем он. Им просто хотелось понять, сколько именно он,майор, знает, о чем догадывается и что вообще думает по этому поводу.

Она улетела в свой Нью-Йорк, не оставив ни адреса, нителефона. Саня не надеялся ее больше увидеть и старался забыть.

Подъезжая к кафе «Килька», он отключил мобильник. Не длятого, чтобы случайно не набрать номер мисс Григ, но потому, что боялся звонкасвоей соседки Веры Григорьевны. Ему нечего было сказать Гришиной маме. Емунечего было сказать и самому себе. Вероятно, все дело в штробилке и отбойныхмолотках.

Третий месяц он жил под шумовой фон, превышающий вседопустимые нормы. Постоянный артобстрел. Хочется орать и биться головой обстену. Хочется убить кого-нибудь, прежде всего этих голых, потных,добросовестных работяг, которые на все претензии отвечают: «А мы в чемвиноваты, блин? Нам надо ремонт закончить».

Он пытался ночевать у приятелей, но сколько можно? Однуночь, две, неделю. Все равно приходилось возвращаться домой.

В последние дни, к вечеру, штробилка стала включаться у негов мозгу сама по себе, где бы он ни находился. К семи ему дико хотелось спать.Он нервно зевал. Трещали барабанные перепонки. Впереди ждала очередная ночьтотального кошмара. Говорить с работягами бесполезно. Они затихают на паручасов, потом все сначала. Дрели, штробилки, отбойные молотки. Они не могутработать днем из-за жары и штробят ночами. А майор Арсеньев медленно, но верносходит с ума. Он вырубается за рулем, особенно на светофорах.

Самое лучшее, что можно придумать, — оторвать себе голову ихорошенько потрясти, чтобы вытряхнуть эти чудовищные звуки. И поспать. Простопоспать, часов шесть подряд. А потом все остальное — швейцар Иваныч, симпатягаПриз, пропавшие подростки, Бермудский треугольник, лесные пожары, хитрыйБулька, раздраженная Зюзя. И Мери Григ, которая с жестоким постоянством сниласьему все эти два года.

Если случится невероятное и ему удастся поспать полноценныешесть часов, она опять ему приснится, ясно и живо, как никогда. Что же с нейделать? Не позвонить вообще, не встретиться — глупо. Он потом этого себе непростит. Но и встречаться страшно. Опять все внутри перевернется, рукизадрожат, голос осипнет, сердце будет прыгать, ухать, ахать, как голый псих врекламе пива, который выскакивает из бани на снег. И даже если что-тополучится, то все равно она улетит в свой Нью-Йорк, рано или поздно.

Швейцар Иваныч дремал в пустом гардеробе. Очки съехали накончик носа, на коленях лежала мятая газета.

— Здрасти! — грубо рявкнул Саня на ухо старику. Беднягавздрогнул, уронил очки, газету.

— Господи, как вы меня напугали! Что случилось?

Майора Арсеньева уже все знали в «Кильке». Выглянулаофициантка, улыбнулась, спросила, не хочет ли он выпить кофе или поужинать.

— У нас сегодня раки свежие и очень хорошее пиво.

— Спасибо. Мне только кофе. Двойной эспрессо, покрепче.

«А пиво со свежими раками — это совсем неплохо. Нормальныйчеловек, и особенно нормальный мент, на моем месте спокойно и с удовольствиемпровел бы здесь остаток вечера, а на ночь отправился бы в гости к какой-нибудьмилой девушке. Вон, как смотрит на меня эта официанточка. Ксюша, кажется? ИлиНастя? Такие девушки за версту чуют одиноких порядочных мужиков. Она, правда,милая, чистенькая, уютная и простая, как пиво со свежими раками. Не красавица,не интеллектуалка, не офицер ЦРУ, не Статуя Свободы…»

Все это пульсировало в голове в ритме штробилки. Он даже незаметил, что уже допрашивает швейцара, и опомнился, лишь когда услышал:

— Главное дело, даже перчатки не снял. А они мокрые,грязные. Я ему говорю: что же ты, паршивец, делаешь?