Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт

дела! Людям просто нравится убивать друг друга, вот они и размахивают шпагами, как идиоты.

Сверху до него доносились крики, топот и бой барабанов. Кристоф закрыл голову руками в надежде отгородиться от звуков. Доктор был так близко – что же он, тупой увалень, не дошел до него? Зачем позволил сну себя одолеть? Отец всегда говорил, что лень сведет его в могилу! И ведь оказался прав… Теперь Фауст даже не знает, где искать своего слугу. Наверняка он отказывался лететь без него, но Мефистофель, этот гад, убедил его своими сладкими речами. Он ведь отец лжи – врет так искусно, что никто не отличит от правды!

Что-то оглушительно затрещало как будто над самой головой. Кристоф дернулся в ужасе, но успел зажать рот рукой, заглушая собственный скулеж. Если его заметят, ему конец! Солдаты были в ярости от того, как долго пришлось осаждать упрямый город, и теперь отыгрывались за каждый день, проведенный под его стенами. Кристоф своими глазами видел, с каким наслаждением они распарывали животы и выбивали зубы, протыкали шпагами глаза и отрезали головы. Некстати вспомнилась прибитая к воротам мошонка Яна Маттиса. А ведь рядом с воротами еще много места – для его яиц, по крайней мере, хватит!

Как-то раз мясник с их улицы случайно разрезал пузо своему кузену, приняв того за вора. Так этот кузен умирал добрых дня три, а то и четыре… И все это время мучился такими болями, что умолял перерезать ему горло. При одной мысли об этом Кристоф прикусил себе руку. Страх охватил его с такой силой, что пришлось всем телом вжаться в стену, лишь бы не дать себе вскочить и понестись куда глаза глядят – просто чтобы не ждать и не мучиться.

Над его головой заскрипели доски: кто-то вошел в дом. Кристоф перестал дышать. Он хотел помолиться, как учил Фауст, но испугался, что вошедший каким-то образом услышит его бормотание или даже мысли. Может, солдат не заметит подпол и уйдет, решив, что в доме никого нет? Шаги стихли, но потом вновь зазвучали уже гораздо ближе. Небо разверзлось солнечным квадратом, когда подняли крышку подпола. Ну, вот и все… Оставалось надеяться, что шпага точно пронзит его сердце и он не промучается долго. Штаны потеплели и намокли. Зубы стучали, и уже не имело никакого смысла скрываться.

– Эй, ты, ничтожество! – раздался знакомый насмешливый голос. – Обоссался от страха?

Кристоф отнял ладони от лица. Ему не надо было смотреть на демона, чтобы угадать в нем отвращение. Да плевать! Сердце гремело в ушах, все тело огнем горело. Облегчение было таким сильным, что если бы он не обмочился раньше, то сделал бы это сейчас. Плевать, что Мефистофель его оскорбляет! Главное, что ему все-таки не отрежут яйца и не прибьют их к воротам.

– Зачем ты явился? Понял, что жить без меня не можешь? – хрипло спросил он.

– Иоганн сказал, что, если я не найду тебя, мы останемся тут до конца, – рот Мефистофеля искривился. – А я не настроен смотреть такое длинное представление.

Часть 4

Глава 20

Кристоф Вагнер не выносил сборов. Сборы означали перемены, а перемены давались ему тяжело. В продаже замка ему отказали, но он и сам не желал оставаться в этих стенах ни часом дольше.

Урсула собралась быстрее всех. Даже Ауэрхан еще возился с сундуками господина, когда она уже сообщила Харману, что ее вещи можно грузить в карету. Кристоф восхищался ее стойкостью. Вместо нытья и плача по утраченной чести Урсула держалась гордо и прямо, в ее чертах светились спокойствие и решимость. Она верила, что ее господин сумеет отплатить Зильберраду за все. Хотел бы Кристоф и сам в это верить… Мерзкий Ауэрхан даже словом не обмолвился о том, что Рупрехт обзавелся собственным демоном и теперь в некотором смысле неприкосновенен. Хорошо, что только до определенных пределов. То, что за твоим плечом стоит демон, не значит, что тебе нельзя причинить боль. Уж это-то Кристоф знал отлично!

Зато Агата долго не появлялась, и он уже начал беспокоиться. Как легко заморочить голову бестолковым девкам! Они сами летят на огонек к любому подонку, охотно верят во всякие небылицы, покупаются на сладкие речи. В глубине души он надеялся оградить Агату от этого. Хотел, чтобы она могла ни о чем не тревожиться: знай себе сиди за книжками да совершай великие открытия, чтобы все жирные ученые идиоты обосрались от зависти. О чем еще можно мечтать?

Когда Агата наконец появилась, у него отлегло от сердца. В порыве нежности он даже погладил ее по голове. Агата прильнула к его руке. Нежная, мягкая – вот бы всегда такой была!

– Зачем ты нарядилась? – поинтересовался он, заметив синее платье. – Мы сегодня возвращаемся в Шварцвальд. Перед кем ты в дороге собралась красоваться? Поди лучше выбери что-нибудь удобное. Да спроси у Урсулы, все ли твои вещи она собрала.

Задерживаться ему не хотелось. Замок навевал на Кристофа тоску. Как ему удалось так надолго застрять в этом унылом городишке? Зачем он скупил здесь столько домов? Даже когда чума прекратится, какой дурак захочет поселиться в этих краях?

Они спустились во двор, где Харман с Ауэрханом уже грузили сундуки, тщательно закрепляя их ремнями, чтобы те не свалились. Агата неожиданно схватила его за руку. Она что-то сказала, но Кристоф не разобрал, замахал на нее платком и зашикал:

– Не сейчас! Расскажешь, когда будем ехать.

Но вместо того чтобы отпустить его, Агата сжала его пальцы сильнее, заставляя обернуться. Давненько он не видел ее такой красивой: глаза сияют, волосы заплетены в свободную косу. В другой руке Агата почему-то держала несколько жемчужных нитей. Он собирался сказать ей, чтобы не стояла долго на солнце – кожа у нее фарфоровая, тонкая, такая не золотится, а только уродливо краснеет.

– Я остаюсь, – произнесла она, и Кристоф заморгал, пытаясь понять, к чему она клонит.

Урсула, которая отдавала распоряжения Харману, какой сундук на какой ставить, умолкла и тоже повернулась к ним улыбаясь. Почему все улыбаются?

– Ты что-то забыла здесь? – спросил он. – Дьявол с ним, душа моя. Мы купим тебе новую брошь, или туфельки, или что ты там потеряла… Лишь бы поскорей убраться отсюда!

Он и сам не подозревал, как сильно соскучился по Шварцвальду. Сейчас одна только мысль о том, как