Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт

он вытянет ноги в большой гостиной, сидя у очага, а Ауэрхан принесет ему подогретое вино, вызывала приятный зуд по всему телу.

– Я ничего не забыла, – она вдруг крепко обняла его. – Я пришла попрощаться и сказать, что не поеду в Шварцвальд. Я вышла замуж. Я остаюсь в Эльвангене.

Вслед за ее словами церковный колокол зазвонил, созывая людей на казнь. Агата вздрогнула, но не отняла рук. Кристоф ждал, давая ей возможность засмеяться над собственной глупой шуткой и сесть в карету. Но она молчала, и он понял, что она не шутит. Значит, этот ублюдок все-таки затащил ее под венец! Этот напыщенный кретин, от которого несет притирками от сифилиса, обокрал его, Кристофа Вагнера!

Впрочем, пока не обокрал. Агата все еще здесь. Чтобы убедиться в этом, Кристоф схватил ее за плечо и сдавил так, что ткань под пальцами смялась. Он надеялся, что она вскрикнет и жалобно попросит отпустить ее, как умеют женщины. Но Агата только смотрела ему в глаза открыто и прямо.

– С чего ты решила, душа моя, – как можно мягче начал он, заставив себя ослабить хватку, – что меня интересует, с кем ты кувыркалась нынче ночью? Или что я спрашиваю твоего желания ехать со мной?

– Вы прикажете Ауэрхану усадить меня в карету, – она кивнула понимающе, словно разделяла злость Кристофа. – Заткнете кляпом рот, чтобы я не раздражала вас. А когда мы доберемся до Шварцвальда, запрете меня в спальне, рассчитывая, что пройдет день, два, десять и все станет как прежде.

Поднялся ветер, взвихрив пыль, запахло грозой. Урсула ойкнула и принялась тереть глаза. Харман заторопился укрыть сундуки, чтобы дерево не намокло. Лошади нервно задергали головами. Гектор, конь Агаты, сделал несколько шагов к ней и остановился, кося влажным любопытным глазом.

– Но ничего не будет как прежде. – Ветер растрепал ее волосы. Она обхватила себя руками, защищаясь – от кого? От него, Кристофа? От собственной глупости? – Я не прочту больше ни единой строчки, не открою ни одной книги, слова никому не скажу. Буду молчать, как тогда, когда только попала к вам.

Маленькая трогательная Агата… Тело выросло, но ум остался детским. Даже Урсула и та повзрослела быстрее. Значит, мудрость не в книгах, как считал Фауст. Уж книгами-то Агату пичкали будь здоров!

Первые капли дождя упали на его плащ. Харман бросал беспокойные взгляды в сторону замковых ворот, откуда в любой миг могли появиться слуги. Кто-то из них точно наблюдал за сценой с балконов, радуясь, что нашлось хоть какое-то развлечение, кроме казней и мора.

– Но если вы позволите мне остаться в Эльвангене, я сделаю все, что вы прикажете, – продолжила Агата.

Умница! Все-таки взяла себя в руки, несмотря на волнение.

– Мы приедем в Шварцвальд, как только Рудольф закончит дела в лечебнице. Будем жить под вашей крышей или в любом другом месте, где вы велите. Я буду заниматься науками и совершу такие открытия, что вся империя ахнет, клянусь вам. Просто дайте нам время!

Вот и все. Выдохлась… Урсула достала из сундука плащ и сделала несколько шагов в сторону Агаты, чтобы укутать ее. Какая нежная сестринская забота! Кристоф остановил ее резким жестом. Черта с два она получит его плащ – тот, за который он заплатил. Да на этой дряни нет ни единой нитки, которая принадлежала бы ей! Даже то, что осело в ее крохотном мозгу, – его заслуга! Она досталась ему неграмотной дикаркой, а сейчас, поглядите-ка, разговорилась!

– С чего ты взяла, – спросил он, – что я стану хватать тебя? Кто я, по-твоему? Ночной охотник? Бутцеграале?[38] Да я просто убью твоего мужа, и дело с концом.

Агата побледнела и задрожала. Капли дождя оставляли на ее платье темные отметины. Она ввинчивалась взглядом в лицо Кристофа, пытаясь угадать, шутит он или нет.

– Тогда я покончу с собой, – предупредила она. – Все ваши труды пойдут прахом. Все, что вы делали ради Фауста, будет зря!

Ей не следовало говорить этого. Никому нельзя всуе произносить имя Учителя. Кристоф размахнулся и ударил ее по лицу – хлестко, больно, не жалея сил. Голова дернулась в сторону, Агата пошатнулась и едва не потеряла равновесие – больше от неожиданности, чем от удара. На бледной щеке проступил красный след.

Кристоф не хотел больше ее слушать. От упоминания Фауста ушам стало больно, а на душе – муторно. Агата была права: он трудился зря. Растил ее, как редкий цветок, а когда бутон раскрылся, оказалось, что все эти годы он трясся над сорняком.

– Ты похожа на свою мать, – сказал он. – Такая же жалкая, упрямая и глупая. Я не говорил тебе, что перед казнью предлагал ей помощь? Но Эльза отказалась. Она предпочла сгореть, лишь бы больше не видеть тебя.

Рот Агаты уродливо исказился. Ее платье намокло и теперь напоминало мешок. Кристофа охватило чувство глубокого омерзения: к ней, к себе, к миру… В такие мгновения он жалел, что срок его Пакта истекает не завтра.

– Ауэрхан, – собственный голос прозвучал словно издалека. Казалось, он позволил кому-то другому распоряжаться своим телом и разумом. – Оторви ей голову.

Кристоф развернулся, чтобы не видеть больше ее лица и вообще никого из присутствующих. Он прыгнул на ступеньку, подобрав полы плаща, и забрался в карету, нахохлившись, как тетерев. Со шляпы стекала вода. Дождь барабанил по крыше, ветер свистел в окна. Он закрыл за собой дверцу, чтобы не слышать суету на улице: крики Хармана, отчаянные уговоры Урсулы и в конце – низкий нечеловеческий вопль Агаты, в котором страх смешался с болью.

Ауэрхану не составит никакого труда отделить ее голову от тела. Он принесет ее господину, чтобы уточнить, что делать дальше: упаковать в один из сундуков или бросить прямо здесь, в грязь перед Эльвангенским замком, на потеху местным зевакам. Ауэрхан не скажет ни слова, но Кристоф будет чувствовать его осуждение. Его каменное лицо выразит больше, чем могли бы сказать слова.

– Хватит. Не надо. Я передумал.

Он произнес это совсем тихо, но Ауэрхан услышал. Демон способен различить приказ господина даже сквозь толщу земли.

Крик Агаты оборвался. Дверь кареты открылась. Короб качнулся, когда Урсула, опираясь на руку Ауэрхана, забралась внутрь и села напротив Кристофа. Демон устроился рядом. Они не глядели друг на друга.

Тук-тук – несколько ударов тростью по крыше, и под чавканье мокрой грязи и постукивание рессор карета тронулась с места. Последним, что успел увидеть Кристоф из своего окна, была растерянная, испуганная Агата, которая сидела на земле, обхватив шею руками.

* * *

Урсуле потребовалось несколько