Убить Пифагора - Маркос Чикот

Это был Эврибат.

— Ты нарушил клятву! Ты продал наши тайны!

Орест вздрогнул от сильнейшей паники — его поразили и слова Эврибата, и бескрайняя ненависть, сочившаяся в его голосе и взгляде.

— Нет! Это неправда!

Он заметил, что они изменили направление. Теперь они двигались не к выходу. Цель группы, прорывавшейся к портику, состояла в том, чтобы помешать солдатам войти.

Орест с ужасом понял, что это значит, и отчаянно забился. Руки схватили его крепче.

— Помогите! — закричал он из всех сил. — На пом…

Его схватили за волосы и грубо потянули назад.

— Заткнись, проклятый убийца, — прорычал разъяренный голос Пелия. — Ты решил, что, покончив с Клеоменидом и Дааруком, обеспечил себе место преемника! Ты притворялся нашим вождем, но никогда не был достоин быть одним из нас.

«Они думают, что я убийца, поэтому ведут себя так жестоко», — в отчаянии думал Орест.

— Я… нет… — Он хотел что-то сказать, но вместо этого захрипел: кто-то сжал его шею.

У него затуманилось зрение. Он успел заметить, что державшие его люди ускоряют шаг. Секунду спустя они бежали и, наконец, подбросили Ореста в воздух.

Полет был недолгим. Его бросили в каменный резервуар для сбора дождевой воды. Он был метр в ширину, три в длину и один в глубину. Орест ударился о каменный край и упал лицом в воду. Резервуар был заполнен наполовину, но великий учитель потерял сознание, и лицо его оказалось под водой.

Когда вода хлынула в горло, он неожиданно пришел в себя. Поднял голову и сделал глоток воздуха, прозвучавший как судорожный всхрап. Страшный удар обрушился на его лоб. Хлынула кровь, заливая глаза. Он покачал головой, пытаясь освободиться от рук, которые сжимали его, как щупальца морского чудовища. Он опирался на одну из своих рук, другая потеряла чувствительность — должно быть, он сломал ее. Жадные пальцы крепко вцепились ему в волосы, с силой опустили голову в воду, разбив нос о скользкое дно.

Сквозь воду он смутно улавливал чьи-то крики. Кто-то спешит ему на помощь? Он попытался расслабить тело, надо было продержаться еще немного и выиграть время, чтобы ему успели помочь. Вскоре ему показалось, что руки ослабли. Нужно было подышать. Он с силой рванул голову вверх. Ему удалось вырваться из когтей убийц, он опустошил легкие и жадно вдохнул. Спасительный воздух втекал в грудь, но не успел он как следует отдышаться, как его снова сунули в воду, и он захлебнулся. Под водой он закашлялся, и ему пришлось приложить сверхчеловеческое усилие, чтобы задержать дыхание, когда его били лицом о каменный пол бассейна.

Он терпел дольше, чем можно себе представить, но нужно было дышать. В легкие попала вода, тело взбунтовалось, он снова закашлялся; однако потребность в воздухе была настолько острой, что мозг заставил его снова сделать вдох. Под водой он открыл рот и вдохнул. Горло обожгло, острая боль прокатилась по трахее и ужалила бронхи. Паника и отчаяние выросли до немыслимых пределов. К невыносимым страданиям добавлялась мучительная потребность в кислороде. Тело требовало воздуха, он вздохнул раз и другой, увеличивая количество воды, наполняющей легкие.

Паника пошла на убыль, в уголке сознания теплилось, что охвативший его покой — предсмертный.

Он больше не сопротивлялся.

Секунду спустя великого учителя Ореста не стало.

Ни разу в жизни Акеноном не владело такое сильное предчувствие угрозы.

Войдя во дворец, он сразу понял, что что-то не так. Встретивший их секретарь был неприятно холоден. Сухо заметил, что солдаты должны остаться во дворе. Слуги, как правило, относились к посетителям так же, как их хозяева, и подобное поведение секретаря было тревожным знаком. Неловкое ощущение усилилось при виде прислоненного к галерее двора огромного деревянного круга высотой почти четыре метра. Выглядел он дико: настоящий памятник слабоумию.

Секретарь повернул налево.

«Куда он нас ведет?» — спросил себя Акенон.

Он знал дворец и помнил, что личные покои Главка, где тот проводил свои собрания, находятся в другом месте. Пока они двигались вперед, он чувствовал, что за ними наблюдают. Волосы на затылке ощетинились.

Секретарь переступил порог пиршественного зала и объявил об их прибытии. Затем с непроницаемым лицом повернулся, ожидая, пока они пройдут.

Акенон шагнул первый, оставив позади Ариадну, и внезапно остановился. Света почти не было, но он сразу отметил, что гостиная выглядит совершенно иначе, чем в прошлый раз, когда он был в ней один. Задняя стена отсутствовала, вместо нее открывался вид на кладовую и часть кухни. На полу был выгравирован круг размером с зал и кладовую, вместе взятые. Часть мебели исчезла, а та, что оставалась, громоздилась по углам. Он сделал пару шагов в безмолвной темноте и наткнулся на какой-то предмет, издавший глухой металлический звон. Глаза привыкли к полутьме, и он увидел роскошные серебряные панели, которые раньше украшали стены — теперь они валялись на полу, покрытые царапинами.

«Во имя Астарты, что здесь произошло?» — соображал Акенон.

Ответ был перед ними. Стоя к ним спиной с факелом в руке, Главк осматривал стены. Свет перебегал по их поверхности, покрытой геометрическими фигурами, сколько хватало глаз.

Пещерное обиталище сумасшедшего математика.

Несмотря на то что секретарь только что объявил об их прибытии, Главк не обратил на них ни малейшего внимания. Ариадна и Акенон вопросительно уставились друг на друга, потом подошли ближе. Сибарит стоял к ним спиной, не замечая присутствия посторонних. Когда они были в шаге от него, он резко обернулся.

Акеноном мигом овладела уверенность, что Главк сошел с ума.

Как это бывало каждый вечер, Килон простился у входа в свой особняк с кротонской знатью, приглашенной на собрание, и собирался лечь спать. Он поднялся на второй этаж и быстро прошел через гинекей — часть дома, отведенную для женщин. Там жила его жена и две наложницы, от которых он потерял голову много лет назад, но давно уже не посещал.

Теперь он стал более практичным и довольствовался рабынями.

Он вошел в спальню. У подножия кровати стояла на коленях Алтея, пятнадцатилетняя рабыня, которую, к радости продавца, он купил не торгуясь. Он жестом указал, что в этот вечер нуждается в ее услугах. Алтея быстро подошла к нему и сняла с него одежду.

— Ариадна, — прошептал Килон, лаская ее тело. — Разденься для меня.

Рабыне было приказано откликаться на имя Ариадны. Он выбрал ее из-за сходства с дочерью Пифагора. Точнее, из-за сходства с настоящей Ариадной, когда той было пятнадцать лет.

— Ляг на живот, Ариадна.

Обнаженная Алтея повернулась, и Килон некоторое время любовался ее телом, не прикасаясь. Черты ее лица обладали лишь отдаленным сходством, но длинные волнистые волосы светло-каштанового оттенка были точно такими же, как у гордой дочери Пифагора. Он отбросил волосы, прижался к ее спине и куснул за шею, нащупывая ладонями обильные груди. Алтея попыталась сдержать болезненный вскрик, но Килон услышал ее, и его возбуждение нарастало. Он сделал шаг назад и с силой шлепнул по ягодицам девушки. Кожа мгновенно покраснела. Он полюбовался результатом, затем улегся на спину.