Книга начал - Салли Пейдж

цвет. Слышится хруст шагов по дорожке – это идет Малкольм. На нем темно-серое пальто – довольно схожее с тем, во что одета и Джо (она воспользовалась длинным зимним пальто из гардероба дяди Уилбура). Но чтобы не замерзла голова, Малкольм надел еще и мягкую шерстяную шапочку в оранжевую, зеленую и золотистую полоску.

Не успевает Джо поздороваться с Малкольмом, как видит, что по дорожке за ним чуть ли не бегом спешит еще одна фигурка с раскрасневшимся лицом.

– Простите за опоздание, – тяжело дыша, извиняется преподобная Руфь.

– Присаживайтесь, преподобная Руфь, – заботливо предлагает ей Малкольм.

– Нет-нет, садитесь лучше вы, Малкольм. А я постою.

– Но вы же только что бежали, вон как дышите. Прошу вас, садитесь, – настаивает Малкольм.

Преподобная Руфь берет Малкольма за обе руки и чуть ли не силком усаживает его рядом с Джо.

– Нет, Малкольм, тут вы совершенно не правы, – возражает она.

Теперь Джо с Малкольмом смотрят на нее снизу вверх.

– По дороге сюда я шла за каким-то молодым человеком, который курил ужасно крепкую сигарету с марихуаной. Он меня так выбесил, – признается Руфь, – потому что шел очень быстро, и, чтобы не отстать, мне пришлось чуть не бежать за ним. – Она улыбается, делает глубокий вдох и принимается раскачиваться из стороны в сторону. – А теперь я и сама немного под кайфом.

Джо хохочет, и Руфь поворачивается к ней:

– А теперь, Джо, выкладывайте. Зачем мы вам так срочно понадобились?

Глядя на них, Джо вдруг понимает, что начать ей не так-то просто. Малкольм берет ее под руку, а другой рукой, желая ободрить, слегка по руке похлопывает. Благодаря сообщениям, которыми они с Джо успели обменяться, он уже немного догадывается, о чем пойдет речь.

– В общем, так, – начинает Джо, – дело касается вас, Руфь.

Руфь прекращает раскачиваться и смотрит на нее внимательно.

– Мы с Малкольмом подумали… вы так много для нас сделали… и вот мы решили спросить, можем ли мы вам чем-нибудь помочь?

Руфь молчит.

– И еще… как насчет ваших призраков? – торопливо прибавляет Джо. – Не хотите ли и вы нам про них что-нибудь рассказать?

Джо сама не знает, почему ей вдруг пришло в голову настолько довериться призракам Хайгейтского кладбища, но теперь, в окружении покрытых инеем могильных плит, ей кажется, что это было правильное решение. Ее и Малкольма они ведь не подвели. А образ викария гармонирует с образом кладбища так же удачно, как… в общем, как с кровью, калом и рвотой, разве не так?

Руфь тем временем принимается расхаживать перед ними взад-вперед.

– Да, мне очень хочется рассказать вам и про Карла Маркса, и про Хатча. У меня также есть кое-какие мысли насчет того, о чем бы они могли поболтать в канун Рождества. Думаю, эти мысли пришли мне в голову потому, что я в последнее время довольно много размышляю о собственной жизни. – Она поворачивается к ним лицом. – И в частности, о своих родственниках.

Джо чувствует, как пальцы Малкольма сжимают ей руку.

– Но… – Руфь умолкает, ввинчивая каблук в гравий дорожки. – У меня такое чувство, будто я от вас что-то скрывала, – неожиданно заявляет она.

Джо это ее чувство полностью разделяет.

Но мысли Руфи, похоже, текут совсем в ином направлении.

– Дело все в том, что знакомиться с жизнью этих двоих оказалось чрезвычайно интересно. – Руфь резко разворачивается к Малкольму. – Да-да, Малкольм, именно так. Как будто эти двое мне были посланы Богом.

Она улыбается, и Джо радуется, видя, что беспокойство Руфи немного улеглось.

– Могу чистосердечно признаться вам в том, – заявляет она, – что ни Маркс, ни Хатч мне с первой же страницы не понравились. Более того, чем дальше я про них читала, тем меньше они мне нравились.

Джо с облегчением смеется.

– Но почему вас это так беспокоит? – вскрикивает Малкольм. – Не могут же нам нравиться все подряд!

– Хотелось, чтобы это занятие было приятным, примерно как получилось у вас, когда вы рассказывали нам о своих призраках, – с некоторой грустью говорит Руфь. – Я понимаю, это не так-то просто, но вот когда вы рассказывали про то, как Иссахар и Джордж Элиот под ручку прогуливаются по Лондону, это было так занимательно. – По ее губам пробегает слабая улыбка. – Но, как говорится, дают – бери. И я считаю, что мне досталось как раз то, что мне было нужно.

Джо задумывается над словами викария. Неужели и ей досталось именно то, что ей было нужно? Здесь и сейчас?

– Но, преподобная Руфь, не можем же мы любить всех подряд, – повторяет Малкольм, но Джо почти пропускает эти слова мимо ушей.

– Я это знаю, но у меня несколько другая точка зрения. И если я ее выскажу, ваш ответ, увы, будет мне известен заранее, – сочувственно проговаривает Руфь.

– Продолжайте, – живо откликается Малкольм.

– Для меня очень важно найти в человеке хоть что-то доброе, потому что в каждом встречном я стараюсь увидеть лик Христа.

Малкольм молчит, но Джо видит, что молчание требует от него немало усилий. Впрочем, до конца удержаться ему так и не удается, и он качает головой.

– Надеюсь, вы это понимаете, – почти уже весело говорит Руфь.

– Нет, мы никогда с этим не согласимся, преподобная Руфь. Я прекрасно вижу, что происходит в мире, и это лишний раз убеждает меня в том, что никакого Бога не существует, – говорит Малкольм, в немой мольбе протягивая к ней раскрытые ладони. – Я читал много книг по истории, и для меня ясно, откуда возникла религия: виной этому жизненные обстоятельства, нужда и желание сильных держать слабых в узде.

Малкольм бросает взгляд на могилу Маркса.

– Думаю, в ваших словах есть много того, с чем можно согласиться, – задумчиво говорит Руфь, – но мне что-то не очень хочется говорить об этом сейчас. Впрочем, Малкольм, весьма вероятно, я вообще никогда говорить об этом не захочу.

Малкольм смотрит на нее ошарашенно, а Джо снова приходит в голову, что Руфь не из тех людей, кто легко заводит разговоры о религии. Иначе она давно уже попыталась бы обратить их в свою веру. Но в то же самое время Руфь не стесняется говорить о том, во что она верит. Джо – серая мышка Джо – чувствует, что попалась в ловушку, и теперь ей кажется, будто ее рвут пополам. С одной стороны, она согласна с Малкольмом, но с другой… ведь и в истовой вере Руфи в Бога, и в ее вере в человека есть нечто притягательное.

Руфь хочет что-то сказать, но Малкольм перебивает ее:

– Я считаю, что в каждом человеке мы должны искать