Записки у изголовья. Книга 2 - Тан Ци

бы я тебя не опередил, зверь откусил бы ей руку.

Си Цзэ поразился:

– Но это ведь на ее руку покушались. Она-то меня не пытает, так чего ты пытаешь?

Рука Шэнь Е все еще зажимала кровоточащую рану на лбу Аланьжэ. По ее лицу скользнуло любопытствующее выражение, и она согласилась с Си Цзэ:

– А хороший вопрос. Я тоже хотела бы знать.

Шэнь Е впервые опустил голову и посмотрел на нее. Кровь на ее лбу запачкала его руку. Когда-то он высокомерно сказал, что ее кровь грязна, а теперь вот так позволял пачкать его пальцы.

Он не убрал руку. В его глазах отразилась борьба.

Аланьжэ прошептала:

– Шэнь Е, неужели ты меня любишь?

– Да как ты смеешь…

Она сбросила его пальцы со своего лба.

В его голосе послышались нотки гнева:

– Не дерзи!

Она рассмеялась:

– Ты любишь меня, Шэнь Е.

Он снова положил руку ей на лоб. Сжал губы и молчал, но в его спокойных глазах отражалась только она. Она будто бросилась ему в глаза, ворвавшись к нему из-за пределов этого мира в его снежную безжизненную равнину. Только ее улыбка сияла, а за ней – извечное небо с летящим по нему снегом.

Но даже это было немало.

Аланьжэ приободрилась и дотронулась до его подбородка.

– Ну и ладно, если ты не хочешь признаваться. У меня болит голова, улыбнись мне.

Он все еще обнимал ее. Он чуть вздернул подбородок, но опустил на нее взгляд:

– Играешь со смертью.

Она усмехнулась.

– Кто-нибудь когда-нибудь щипал тебя вот так за подбородок, как я?

Он все так же смотрел на нее, ожидая, когда она уберет руку.

– А ты как думаешь?

Он должен был гневаться, но в его голосе не было ни капли гнева.

Когда Вэнь Тянь подбежала с шелковым платком, ее рука так и застыла в воздухе, а лицо побелело. Си Цзэ отправил в рот кусок печенья, взглянул на небо, кашлянул и заключил:

– Кому надо быстро в кроватку, те быстро идут в кроватку, кому надо быстро готовить, быстро идут на кухоньку. Чего стоим, кого ждем?

* * *

Думая о том, любил ли Шэнь Е Аланьжэ, Фэнцзю покрывалась холодным потом, когда слушала первую половину их истории от господина Мо. Тогда ее не покидало чувство, будто она, словно огромный валун, сперва рухнула в бездну, катясь и грохоча, а потом резко воспарила. Она чувствовала счастье и облегчение.

Но, слушая рассказ господина Мо о звере цюаньинь, она также задалась вопросом: придется ли ей встречаться и с легендарным чудовищем, живущим за горой Цинань, чтобы исполнить очередное представление с Шэнь Е?

Когда она об этом подумала, у нее мурашки по коже побежали.

Но для Аланьжэ и Шэнь Е это наверняка был трогательный случай, который свел их вместе. Ее былые тревоги потихоньку сошли на нет. Со словами «предопределенная любовь» у Фэнцзю были личные счеты, ее путь к счастью никогда гладким не был. Поскольку ей искренне нравилась Аланьжэ, она надеялась, что ее дорога к счастью не причинит ей столько же боли, сколько причинила ей. Такой исход ее устраивал.

Она потянулась к чашке налить чая. Су Мое взглянул на нее, и по его уставшему лицу скользнула неестественная улыбка. Эта улыбка на мгновение пробрала ее до костей. Фэнцзю вздрогнула, вспомнив, что бога, сидящего напротив нее, не зря прозвали Тысячеликим.

Тысячеликий бог слегка постукивал пальцами по столу.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что это был хороший конец, да?

Он посмотрел на озеро вдали.

– Но это вовсе не было концом. После еще произошло немало событий, и только одно из них можно назвать хорошим.

Он помедлил, прежде чем продолжить:

– Си Цзэ всегда искал время, чтобы развестись с Аланьжэ по взаимному согласию. – Все еще глядя на озеро, Су Мое прошептал: – Си Цзэ довольно благороден. Хотя этот брак не нес ему никакой пользы, за все эти годы он ни разу не упомянул о разводе. Он жалел Аланьжэ, которую каждый норовил задеть. Когда она стала его женой, ее жизнь немного наладилась. С того дня за горой Цинань Шэнь Е и Аланьжэ провели вместе еще два года. Я не знаю точно, что между ними происходило. Я тогда вернулся в Западное море. Наверняка я знаю только то, что Шэнь Е все эти два года жил взаперти в имении Аланьжэ.

Фэнцзю про себя подумала: господин Мо сказал, что в Западном море случились неприятности и ему пришлось вернуться, и это был предлог, к которому не придерешься. Но может ли быть так, что тогда Су Мое наконец осознал, кем была для него Аланьжэ, и начал сожалеть о том, что такая прекрасная девушка уже нашла себе возлюбленного, поэтому, раздираемый душевной болью, он вернулся залечивать эту рану в Западное море?

Теперь, когда Фэнцзю знала эту часть истории, она изо всех сил старалась подбирать слова:

– Думаю, ничего страшного, если вы не знаете всех событий. Но вы только что упомянули, что произошло немало плохого. Что же произошло?

Су Мое на некоторое время погрузился в раздумья. Наконец он сказал:

– Согласно историческим записям, спустя два года от болезни умер повелитель неразлучников Сянли Цюэ. Наследный принц Сянли Хэ унаследовал трон. Он взошел на престол в двадцать четвертый день седьмого месяца, точно в день рождения бодхисаттвы Нагарджуны. Он пробыл во дворце всего семь дней, когда соседний клан сов осудил то, что неразлучники потворствуют нарушению границ и незаконной охоте. Они объявили войну. Сянли Хэ лично возглавил войска и отбросил сов за реку Сысин. В семнадцатый день восьмого месяца Сянли Хэ погиб в бою. У него не было детей. В соответствии с порядком наследования, если бы Цзюйно не низложили до простолюдинки, она была бы следующей в очереди, за ней – Аланьжэ и Чанди. Тем не менее в девятнадцатый день восьмого месяца ссыльная Цзюйно вернулась в главный город, чтобы унаследовать трон. На следующий день Аланьжэ повесилась.

Фэнцзю потрясенно молчала.

Су Мое продолжил:

– Возможно, из-за того, что души Аланьжэ развеялись, а, по мнению неразлучников, повешение – правда хороший способ развеять души, они посмели использовать его, чтобы обмануть меня.

Фэнцзю успокоила мысли. Она нахмурилась:

– Я слышала, после смерти Аланьжэ следующая повелительница немедленно приказала запретить ее имя. И тут у меня возникают вопросы. Клан действительно дозволил Цзюйно наследовать трон перед Аланьжэ? И они продолжали настаивать на том, что Аланьжэ повесилась, но так и не сказали почему? Тогда зачем Цзюйно все равно запретила произносить имя Аланьжэ?