Песнь Серебряной Плети - Бранвена Ллирска

И еще он сам отдалит себя от заветной цели, служению которой и поставлена сегодняшняя задача: если он — в учебном порядке — не выкрадет этого младенца, то ни о какой всамделишной подмене взрослой королевы не может идти и речи. Но тренировочная кража — все равно преступление. Это уже не спорт, не игра. И все же ему придется это сделать.

До побережья Киэнн добрался, оседлав иллюзорного жеребца. С трансформацией у него по-прежнему было плохо, но зато он по-настоящему нашел себя в магии иллюзий: в конце концов, они ведь не что иное, как материализованная ложь. Переправиться на другой берег можно было также призвав иллюзию, но тогда его приближение почти наверняка засекут. Значит, все же придется трансформироваться. Из водоплавающих ему лучше всего давалось превращение в выдру, правда, чертовски крупную и исключительно уродливую выдру. Этакую «водяную собаку» добхар-ку из ирландских поверий. Короче, это была то ли длиннохвостая капибара, то ли гигантская выдра, страдающая ожирением. Ну и хрен с ним, в любом случае, форма эта нужна ему не для того, чтобы соблазнять молодых выдрочек!

Хотя, надо признать, после четырех месяцев воздержания, Киэнн не отказался бы отодрать даже выдру…

Плавала выдра-мутант не то чтобы очень резво, похуже своих нормальных сородичей. Но при этом все же получше человека. На каком именно из островов поселилось семейство шелки, Киэнн пока не знал, а обнаружить следы пребывания фейри обычно не так-то и просто. Но вот наконец над крутым утесом скалистого островка мелькнул тусклый, едва заметный огонек. Если не быть предельно внимательным, его с легкостью можно было принять за далекую звезду. Зачем и как ластоногих занесло на высокую скалу — спрашивать не приходилось. Шелки любили нежиться на солнышке и часто разбивали стоянку на скальных плато. А облик гагары был их вторым любимым обликом после тюленьего.

Киэнн же оборачиваться птицей так и не научился. Остается только карабкаться. При этом стараясь не ронять пелену фит фьяты. Конечно, если его заметят до кражи, все еще может обойтись: бродить под скалой шелки посреди ночи, с фит фьятой или без — не предосудительно. Но миссия будет провалена. Вообще хорошо бы предусмотреть возможность побега, если провал случится уже в процессе похищения. Но такой возможности у Киэнна, скорей всего, не будет. А значит провалить миссию ни в коем случае нельзя.

Первая часть подъема заняла не менее двух часов: колесо луны докатилось от Слез Белисамы до Стоп Мата ап Матонви. Теперь перед Киэнном высилась почти гладкая отвесная стена, подняться по которой без помощи магии уже никак нельзя. Шелки расположились прямо наверху, всего в паре десятков футов. Кажется, их было шестеро, не считая младенца. То ли кто-то из предков молодых родителей решил составить им компанию, то ли друзья заглянули на огонек. Пахло жареными мидиями, но волшебный костер уже не горел, так что рассмотреть фейри-тюленей как следует не получалось. Трое, должно быть, спали, одна пара бурно совокуплялась, еще один шелки, вероятно, стерег остальных. В особенности, конечно, детеныша — не одному Киэнну могла прийти в голову подобная злокозненная идея. Усыпить бодрствующих, оставаясь невидимым, будет непросто…

Но сейчас первостепенная задача — добраться до них. Повторить первый и последний опыт перемещения посредством телепортации Киэнну больше не удавалось: может быть, для него требовался примерно тот же уровень угрозы и эмоционального стресса, может быть, в тот раз так удачно сложились звезды. Сотворение иллюзорной лестницы или чего-то сродни ей будет слишком заметным применением магии и выдаст его с головой. Хорошо, а как насчет частичной трансформации? Она проще полной, и куда менее болезненна. Те же никсы делают это регулярно. Киэнн дождался момента, когда луна сонно скатилась с неба за петушиный гребень двух соседних островов, а караульный клюнул носом, и, жертвуя фит фьятой, осторожно трансформировал кисти рук и ступни ног в нечто вроде лап геккона. Получилось не идеально, но все же работало. Подправил ослабшую пелену невидимости и начал неспешный подъем.

С площадки утеса долетел пронзительный испуганный крик. Киэнн замер. Неужели заметили? Но в ту же секунду почувствовал знакомую волну от рвущегося пространства. Это был не обычный пространственный тоннель, открытый магией, нет. С такой вибрацией портал открывала только Глейп-ниэр. Разрази ее Мор! Что тебе здесь надо, Айнэ? Или безумный волшебник зачем-то сдал меня?

Даже если нет — ты в зоне риска. На двенадцать футов Глейп-ниэр бьет по человеку с таким же успехом, как по фейри. Нащупать тебя сейчас ничего не стоит. И все коту под хвост. Киэнн бесшумно спрыгнул со стены, уходя за линию удара. Наверху жарким поцелуем ада пылала арка пространственного коридора. Слепила глаза и застилала обзор. Кто-то вновь закричал, еще страшнее, чем в первый раз. Потом захрипел, завыл, запричитал. Что ты там творишь, дочь? На кой хрен тебе семейство шелки?

Крик повторился в третий раз, уже новый, захлебывающийся в агонии. Только не лезь, Киэнн, тебе нечего там делать! И ты даже толком не знаешь этих шелки. Разве что по именам. Ну да, с одной из них когда-то переспал. Хорошая была, кареглазая, мягкий пушок на коже…

Завопил четвертый шелки. Проклятье! Ты в любом случае не можешь ей помешать. Хоть тюлененка не трогай, сучка! Не сходи с ума окончательно!

Нужно придумать что-то. Отвлечь ее. Это важно. Сейчас это важнее, чем твоя сраная безопасность. Если она окажется безумна настолько, чтобы убить мать с младенцем… Лучше не рисковать.

Останови ее, гребаный идиот!

Змеи. Аинэке всегда панически боялась змей. Вернее, тех тварей, что зовутся линдвормами. Они вымерли после второго Мора, уже пару тысяч лет, если не больше, как никто не видел их в Маг Мэлле, но маленькая Айнэ с криками просыпалась по ночам, потому что во сне ее душил и пожирал заживо линдворм. Окей, детка.

Киэнн отбросил бесполезную фит фьяту — вряд ли сейчас хоть кто-то будет смотреть в его сторону — и сотворил чары иллюзии. Чудовищный, колоссальный червь поднял из океана обрюзгшую яйцевидную голову с безобразными складками кожи на челюстях и, вытянувшись на всю длину исполинского тела, разверзнул ядовитую глотку прямо над утесом шелки.

Вопль. Такой знакомый, родной вопль. Кричи, Айнэ, кричи! Он здесь, он — из твоих кошмаров. Он пришел за тобой.

Дверь портала гулко захлопнулась, квакнув, как примочка электрогитары. Скатертью дорожка, солнышко!

Киэнн спешно развеял видение, накинул новую фит фьяту и в придачу к ней — покров непроницаемой тишины. Потому что просто не мог удержаться от гомерического хохота. Я знаю твои слабости, Айнэ! Я могу тобой манипулировать. Срань гулонья и кишки боггарта, это лучше, чем секс!

Но надо бы закончить начатое, дражайший повелитель иллюзий. Киэнн прислушался — покров позволял звукам извне проникать вовнутрь. Сверху доносился лишь негодующий плач тюлененка да чьи-то бессильные всхлипывания. Повторил прежнюю частичную трансформацию и осторожно поднялся по отвесной скале. Маленькая, аскетичная стоянка шелки лежала в руинах. Пятерых из шести взрослых тюленей, точно в насмешку над поверьем о сбрасывании шкур, освежевали заживо. Трое были уже мертвы, еще двое корчились в предсмертных судорогах. Малютка Муиреанн, та самая кареглазая шелки, забрызганная кровью сородичей, сидела у дальнего края отшлифованной до блеска площадки и, обхватив руками плачущего малыша, время от времени исступленно всхлипывала. Ее раскрашенное хвостатыми кометами кровавых брызг тело колотил озноб. Киэнн тихо подошел вплотную, не снимая завесы сокрытия, присел на корточки, пытаясь вглядеться в лицо молодой женщины. Взгляд, по счастью, казался все еще осмысленным, хотя и отстраненно-затравленным. Его она не видела.