Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Впечатление от окружающего довершало большое количество огромных кукол из папье-маше, которые мы с Левой официально заказали Юре, когда работали над оформлением выставочного павильона СССР на Всемирной промышленной выставке в Японии. Это были яркие балаганные персонажи, по высоте, как правило, приближенные к натуральному человеческому росту. Они были почерпнуты Юрой из колоритной российской дореволюционной жизни и предназначались для украшения стен безликого, лишенного достоверных жизненных черт советского павильона, посвященного промышленным достижениям страны Советов, включая полеты на орбитальной космической станции. Куклы сделаны были крайне изобретательно и в неповторимой личной трактовке автора. Они несли в себе ярмарочно-балаганный народный характер, окрашенный мрачным юмором Красного. У персонажей мужского пола, таких как цирковой атлет с гирями в облегающем полосатом трико или провинциальный щеголь в жилете, в котелке, белых перчатках, с зонтиком-тростью, неизменно закручивались усы, предвосхищая образ Сальвадора Дали. У дам всегда наличествовали гипертрофированные бюсты при совершенно целомудренных голубых глазах, обращенных к небу.

Мы с Левой называли этих кукол “уродами”. Человеческого размера “уроды” выглядывали повсеместно из всех завалов этого логова, придавая загадочный характер квартирному пейзажу, эдакая “Дьяволиада Красного”. Они манили и угрожали посетителям, поражая к тому же сходством с образом самого художника.

Когда Юрий готовил еду для гостей, то надевал фартук поверх коротких шортов, в которых расхаживал дома в любое время года, глаза его горели адским пламенем, пар вырывался из кастрюль, жаркое шипело на сковородке, а он все время что-то резал, крошил, солил и перчил. Обстановка напоминала кухню крупного ресторана во время притока посетителей, хотя мы сидели только вдвоем с Левой или иногда с кем-то еще из гостей и, голодные, упражнялись в остроумии по поводу действий нашего друга.

Красный царил в свитом им гнезде, ведя бесконечные телефонные переговоры с бессмысленными, с нашей точки зрения, людьми, речь шла о каких-то малореальных проектах-утопиях. В этом Юрий поразительным образом самовыражался, поскольку в нем всегда жила мечта о богатстве и надежда на обретение финансовой независимости для защиты от враждебных обстоятельств жизни.

Кроме всего прочего, в те молодые годы мы со страстью обсуждали стиль поведения с дамами. У нас с Левой имелась общая точка зрения: мы считали правильным для себя находиться в состоянии постоянной влюбленности в ту или иную прекрасную даму. Но в то же время мы не исключали для себя права на новую влюбленность и имели, по нашему разумению, право появляться уже с новым предметом любви в ресторане или театре. Мы считали возможность менять свои привязанности, но никогда ни одна любовная ситуация не длилась параллельно с предшествующей.

“Тихушничества” мы не признавали. Я вкладываю в это слово обозначение какой бы то ни было двойной игры. Кроме всего прочего, все наши возлюбленные тех лет были замечательными красавицами, и было логично считать себя безгрешными, если по какой-либо причине одна влюбленность сменяла другую. Ну и, разумеется, мы с удовольствием появлялись с нашими дамами открыто.

Сие лирическое отступление сделано мной сознательно, чтобы читатель мог яснее себе представить, какой переворот в моем сознании произошел после встречи с Беллой, насколько изменилось мое ощущение жизни.

Красный был полной противоположностью нашему стилю поведения в отношении прекрасного пола. Он никогда не выходил в общественные места вместе с дамами, а сидел дома и плел свои интриги по телефону или проводил время за закрытыми дверями.

Когда мы с Левой приходили к Красному без звонка, то бывало, что он нам не открывал, хотя мы слышали какие-то звуки за дверью, свидетельствующие о том, что он дома. Мы начинали выкрикивать разные гадости, уличая его в аморальном поведении и двуличии. Он же вел себя невозмутимо, настаивая на своем праве на отдельную жизнь.

В какой-то момент у Юры мимолетные увлечения сменились затянувшимися отношениями с одной особой совсем юного возраста.

Юрий был очевидно влюблен. А объект его любви – молодая особа, которую мы звали Верка, – была совершенно наивна, но изначально порочна. Я имею в виду ее увлечение алкоголем с сопутствующим этому поведением. Когда она выпивала, то теряла контроль над собой и попадала в нелепые ситуации.

Где нашел ее Красный, остается неизвестным.

На имени “Верка” мне приходится делать смысловой акцент, потому что тогда ее образ рисуется точнее. Это имя приклеилось к ней с самого начала. Во-первых, она была самая молодая девушка из всех наших знакомых, и я не был уверен, что она перешагнула совершеннолетний рубеж. Во-вторых, Верка оказалась абсолютно непредсказуемой, и никогда не было уверенности, что она поступит согласно обычной логике.

В то время мы еще только строили свои мастерские. Лева после очередного развода был совершенно бездомен. Он оставлял у Красного свои вещи на хранение. В их числе оказалась только что купленная Левой болгарская дубленка какого-то удивительного розового оттенка. В то время московские интеллигенты чрезвычайно ценили дубленки, которые были редкостью, стоили очень дорого, но решали проблему зимней одежды. Морозы в Москве тогда были изрядные. Так вот, свою единственную ценную вещь – болгарскую дубленку – Лева хранил в шкафу у Красного в целлофановом пакете на вешалке.

Юра, зная порочные наклонности Верки, не давал ей наличных денег. Как-то Красного не оказалось днем дома и Верка, выпив остаток водки, который припрятала с вечера, и обладая какой-то крошечной суммой денег, вышла на перекресток улиц Усиевича и Черняховского к магазину, который назывался “Комсомолец”. Там всегда толпился народ. Верка быстро нашла еще двух желающих выпить, и они, скинувшись, купили бутылку водки. После такого удачного начала Верка (передаю с ее слов, сказанных во время “расследования” нами этого происшествия) сообщила своим новым друзьям, что она на самом деле настоящая “дама”, живет рядом, имеет свою квартиру и приглашает их в гости распить бутылку с хорошей закуской, как и полагается в приличном обществе.

Естественно, новые друзья охотно согласились. Как закончилось дружеское застолье, она не помнила.

Но когда на следующий день Лева обнаружил, что пропала дубленка, произошел громкий скандал. Лева потребовал объяснений. Красный был не в силах сообщить что-либо вразумительное. Верка бессвязно повторяла нехитрую историю своего знакомства с приглянувшимися ей персонажами. Красный был в отчаянии. Конечно, в целом все окрашивалось в юмористические тона, но в какие- то моменты юмор истощался, и Лева начинал искренно тосковать по розовой ненадеванной шубейке. О том, чтобы купить новую, не могло быть и речи – слишком дорого она стоила. Так в легком коротком пальтишке Лева и проходил ту зиму, беспрерывно ругая Красного.

Истории, связанные с Веркой, рождались почти каждый день и всегда носили безумный характер. Как-то мы втроем сидели в Левиной мастерской и пили чай. Красный поглядывал на часы, потому что Верка, у которой были единственные ключи от его мастерской, должна была прийти в это время. Поскольку мастерская Левы находилась прямо напротив Юриной, то дверь у нас была открыта, чтобы можно было услышать, как Верка возвратится домой. В какой-то момент мы действительно услышали звук хлопнувшей двери. Красный встрепенулся и побежал на этот звук, но дверь оказалась уже закрытой. Он стал стучать – сначала тихо, потом громче, а потом во всю силу. Никакого ответа не последовало. Красный начал волноваться, а мы с Левой упражнялись в остроумии, предполагая различные повороты сюжета. Большинство из них сводилось к тому, что Верка выпила, легла спать и потому не слышала стук в дверь, что и было наиболее вероятным в подобной ситуации. Но наше остроумие только еще приобретало размах, и Лева неожиданно предположил, что она пришла не одна.