А&В. Бабочка - Tais

подстилкой папику. Любая колкость в эту сторону напоминала ей о трагедии, что она пережила, и она тут же убегала в слезах. Но Оливия ничего не сказала, хоть и знала об этом не хуже других. Ни слова. Когда Новак осознал это, то проникся к ней уважением. Именно тогда он понял, что пусть она и не хороший человек, но и не плохой. И пусть она порой вела себя как истеричная дура, не следила за своим языком и была слишком грубой, она никогда не желала по-настоящему вредить другим. И никогда не давала ни единого повода для жалости. Даже после смерти сестры, даже после всевозможных проблем и неудач, она казалась сильной, словно сломить ее невозможно. Но сейчас… Ему невообразимо сильно захотелось защитить ее, чего бы это ни стоило помочь ей, чтобы она стала прежней, такой как обычно.

После долгого молчания она, наконец, отхлебнула из кружки, сделав маленький глоток, но тут же резко поставила чашку на стол и зажала рот ладонью.

— Ты хотела о чем-то поговорить? — он решил развязать разговор сам, ибо время шло и приближалось время занятий.

— Да… — Она замолчала вновь и закрыла глаза, собираясь с духом. — Я беременна.

Тут уже настала его очередь молчать, словно воды в рот набравши. Она тем временем терпеливо ждала, пока он переварит информацию.

— А ему ты сказала? — сказал он после почти минуты тишины.

— Нет.

— Что думаешь делать?

— Рожать, конечно! — на мгновение в ее голос вернулась былая уверенность, она встрепенулась и пристально посмотрела ему в глаза. Но это лишь на мгновенье, вскоре она обратно опустила взгляд к кружке. — Я хотела тебя спросить… Вы с ним ведь с детства дружите… Как лучше ему об этом сказать?

— Ты решила у меня это спросить?

— Я… Мне страшно, ясно?! Я, правда, люблю его, но… Любить ведь не значит понимать. У него сложный характер и иногда он ведет себя… Ну я думаю, ты знаешь. Вот я и хотела узнать у тебя, можно ли как-то сообщить это ему помягче. Ну знаешь… чтобы он не взбесился. Я ведь понимаю, что его эта новость не обрадует. Я тоже от этого не в восторге. Мы только начали встречаться. Все слишком рано и слишком внезапно. Но я уже все для себя решила — я рожу этого ребенка, несмотря ни на что.

— Даже если он будет против?

— Даже если так.

— Я помогу тебе, чем только смогу, но нет такого способа сказать ему об этом. Гладко при любом раскладе с ним не получится, ты ведь понимаешь?

— Понимаю, — сказала она и грустно вздохнула. — Прости. Было глупо на тебя эти проблемы перевешивать…

— Нет-нет. Что ты говоришь? Я, правда, рад был выслушать. Если нужна будет помощь, смело обращайся. С лялькой там посидеть или финансово. Помогу, если смогу.

— Спасибо, — она слегка улыбнулась и встала из за стола, убрала кружки в раковину и осталась стоять, опершись на тумбу руками.

— Это правда, Оли. Я не вру… Если будет нужно, я из кожи вон вылезу, но помогу, — он встал вслед за ней.

— Спасибо еще раз. Но, если честно, мне от этого не легче. Я с ума скоро сойду… — она не поворачивалась в его сторону. Он был совсем рядом, стоя позади.

— Повернись, — он осторожно схватил ее за плечи и развернул к себе. — Посмотри мне в глаза, — Она послушно посмотрела на него. — Слушай внимательно, ты самая сильная девушка из всех, кого я знаю.

— А много девушек ты знаешь?

— Только тебя. — Она усмехнулась. — Но моих слов это не отменяет. Когда это случилось с твоей сестрой, ты не опустила руки, не сдалась, а стала бороться. И ты такая всегда. Я тобой восхищаюсь. И потому у тебя все получиться. Не буду врать, легко не будет, воспитание ребенка — это огромный труд. И любая другая на твоем месте, может, и не справилась бы. Но ты справишься точно! Потому что ты сильная и невероятная!

— Мне стало легче от твоих слов, — она смотрела на него, искренне улыбаясь. И будто даже похорошела внешне. — Ты хороший человек. Твоей девушке с тобой повезет.

— Эм-м… — он неловко посмотрел на нее, и наконец, отпустил ее плечи.

— Что?

— Ну раз сегодня день шокирующих признаний, то скажу и я. Я — гей.

— Серьезно?

— Нет, блин, я так тупо пошутить решил.

— Что ж, поздравляю! … А нет… Ну… Ты молодец, в общем…. Продолжай в том же духе?

— Не знаешь что сказать?

— Да, не знаю, — Она рассмеялась. — Глупо я выглядела сейчас, да?

— Очень, — он тоже рассмеялся. — Ну вот, наконец-то прежняя Оливия!

— Дурак! — она шутливо пихнула его в бок. — Спасибо тебе. Знаю, говорю это уже какой раз, но правда, ты отличный друг. Если у тебя что-то случится, обращайся тоже. Я постараюсь помочь, — она обняла его.

— Хорошо.

— А теперь, — она отстранилась от него. — Пора приводить себя в порядок и на учебу. Этот опухший баклажан, — она чуть оттянула кожу на своих щеках. — Я Дэну показать не могу.

— Ладно, тогда я пошел.

Она проводила его до коридора. Он оделся, обулся и уже открыл дверь.

— До встречи тогда? — сказал он.

— До встречи. И не забудь, сегодня у нас первый этап плана.

— Учитывая твое состояние, может, стоит это отложить?

— Даже если я при смерти буду, этот урод свое получит, — твердо сказала она и выпроводила его из квартиры.

Первый этап плана

Только она проводила Новака, желудок вновь совершил попытку вывернуться наизнанку.

Всю ночь она почти не спала. Ее попытки уснуть заканчивались короткой дремой, а позже резким пробуждением и марафоном на время до туалета. В случае опоздания она рисковала вывалить содержание своего желудка на паркет, и после и так утомительного занятия была бы вынуждена еще и ползать с тряпкой, убирая рвоту. Перманентная тошнота, усиливающаяся к утру, опухшее, словно раза в два потяжелевшее тело, новообретенные странные вкусовые пристрастия и обострившееся обоняние. К сожалению, это не отравление. Вчера ей объяснил это гинеколог.

Она остановилась, тяжело вздохнула, опершись руками на кухонную тумбу, и на пару секунд закрыла глаза.

— Эта тошнота меня доконает, — тихо простонала она и выпила стакан воды. Лучше не стало.

Издав еще один тяжелый измученный вздох, она упала на стул, потерла свои чуть покрасневшие от бессонной ночи глаза и взяла в руки мобильник, просматривая сообщения. Дэн только что написал, что зайдет за ней через полчаса, но сил куда-то идти у нее не было. Сейчас было легче, чем два часа