Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

– И вы поможете мне? – взмолилась она. – Доктор де Гранден, я собираюсь совершить то, что вы сказали о Долине Теней, этой весной, и я желаю моего мужа. Он мой мужчина, мой супруг, и никто – никакая тварь – не заберет его от меня. Вы сможете заставить ее уйти? Пожалуйста!

– Я попробую, мадам, – мягко ответил маленький француз. – Не могу сказать, что я уже понял все, но попробую. Parbleu, я не буду спать до тех пор, пока не отыщу рабочей гипотезы!

– О, спасибо, спасибо! – воскликнула молодая матрона. – Я чувствую себя намного легче.

– Ну, конечно, – согласился де Гранден, послав ей улыбку исключительной сладости, – так и должно быть, ma chère. – И он приложил пальцы к губам, прежде чем проводить ее из комнаты.

– А теперь, друг мой Троубридж, что вы думаете о нашем случае? – спросил он, когда за посетительницей закрылась парадная дверь.

– Поскольку вы спросили меня, я не знаю, кто более сумасшедший – миссис Пеннемэн, или вы, – отвечал я с резкой откровенностью. – Но я думаю, что вы – поскольку вам виднее. Вы также знаете, что иллюзии и галлюцинации могут возникнуть в любое время в период беременности. Это – явный случай слабого маниакально-депрессивного безумия. Из-за такого состояния это бедное дитя истолковало занятость делами своего мужа как пренебрежение ею. Она – психопатический тип, легко реагирует на внешние раздражители, и в своей депрессии думает, что ее любовь потерпела неудачу. Это было у нее в голове до тех пор, пока она не оказалась на грани безумия, и вы были весьма жестоки, потакая ей в ее заблуждениях.

Он положил локти на стол, подпер руками маленький острый подбородок и яростно запыхтел сигаретой, пока едкий, неприятный дым не окружил его навощенную светлую голову серым нимбом.

– О-ла-ла, послушайте-ка его! – усмехнулся он. – Предположим, Троубридж, mon vieux, я скажу, что не считаю, что la belle[158] Пеннемэн безумна. Ни в коей мере. Что тогда?

– Гмпф! – ответил я. – Осмелюсь предположить, что вы согласились бы с ней, если б она сказала, что статуя, которой ее муж надел кольцо, ожила?

– Возможно, – сказал он с раздражающей усмешкой. – Прежде чем мы справимся с этим делом, друг мой, мы увидим еще более странные вещи.

Через два дня он объявил следующее:

– Сегодня, друг мой Троубридж, мы отправляемся на собеседование с этой мадам Найрой, таинственной прорицательницей.

– Мы? – отвечал я. – Возможно, так оно и есть, но я не собираюсь иметь никакого отношения к этому делу.

– Pardieu, соберетесь! – сказал он со смехом. – Этот случай, друг мой, обещает столько приключений, сколько у нас с вами никогда не было. Поедем, оттенок неожиданности освежит вас после череды вызовов из дома в дом.

– Ну, ладно, – неохотно согласился я. – Я поеду, но хочу, чтобы вы знали: я не вижу ничего хорошего в этой глупости. Миссис Пеннемэн нуждается в неврологе, а не в клоунаде, которую мы предпринимаем.

Салон мадам Найры на Восемьдесят второй Ист-стрит во многом говорил о его популярности. Это был один из старомодных, построенных два поколения назад, особняков из коричневого камня. Он располагался близ Центрального парка, а квадратный фут в нем оценивался в золотую монету. Снаружи дом был похож на своих соседей, как горошина похожа на собратьев в стручке. Внутри – прекрасный образец хорошего вкуса и дорогой отделки. Дворецкий, обладающий всеми признаками служения, по меньшей мере, в герцогском доме, в безукоризненной визитке и полосатых брюках, приветствовал нас, взял карточки, которые де Гранден вручил ему, осмотрел их с величайшим вниманием, принял гонорар для предсказательницы (он оплачивается строго заранее) и пригласил нас в большой и роскошно обставленный салон.

– Посмотрите-ка, – начал я, когда мы уселись в мягкие кресла, – если вы ждете…

Яростная гримаса на лице француза заставила меня замолчать. Он тут же встал, заметив:

– Что за прекрасная комната, друг мой!

Он прогуливался, любуясь красивыми картинками на стенах. Подойдя к моему креслу, он присел на подлокотник, тяжело хлопнул меня по спине, затем наклонился и яростно прошептал мне на ухо:

– Молчите, друг мой Троубридж. Я уже обнаружил диктографы, скрытые почти за каждой картиной. И я не знаю, есть ли у них глазки перископов, чтобы наблюдать за нами. Внимание! Я – Альфонс Чаррес, по имени моего друга из французского консульства, а вы возьмете на себя роль Уильяма Тинделла, адвоката. Запомните.

Напевая мелодию, он продолжал двигаться по комнате. До того, как он закончил экскурсию, в дверях гостиной как по волшебству возник худой темнокожий молодой человек в синем льняном халате и огромном тюрбане из красного и желтого шелка, поманил нас тонкой бамбуковой тростью, которую носил словно символ этого места.

Бросив на меня за его спиной многозначительный взгляд, де Гранден поднялся за ним по лестнице.

Прихожая на втором этаже, где мы сначала остановились, была прекрасным примером элегантного западного стиля в мебели и отделке. Комната следом за ней была полна буйства восточной экстравагантности. Ковры разных оттенков и узоров, великолепные, как оперение райских птиц, были разбросаны по полу; на трех гипсовых стенах нарисованы яркие египетские храмовые сцены, перемежавшиеся с нишами, в которых были установлены статуи из гипса, камня и металла, в яркой цветной эмали. Единственными предметами мебели в помещении были длинная скамья в форме полумесяца и диванчик из темного дерева, пышно отделанные перламутровой инкрустацией – они стояли почти в центре, препятствуя проходу в другую комнату. Этот вход был построен в виде храмовых ворот, или, быть может, дверей в мавзолей. Гипсовые блоки под камень были уложены стеной вокруг него, и по обеим сторонам проема поднимались прямые, толстые колонны, покрытые капителями в виде лотосов. Между ними стояла плита из плоского камня, образующая фронтон над дверью. На ней был выгравирован египетский символ солнечного диска, от которого вправо и влево распростерлись крылья грифов. Слева от двери сидел терракотовый сфинкс с мужской головой, справа стояла странная статуя, изображающая женщину, обмотанную в полотна мумии внизу тела, обнаженную от талии вверх и имеющую голову львицы на плечах. В одной руке под выступающей грудью она держала некий инструмент, похожий на небольшую теннисную ракетку, – только вместо струн в овале ракетки были поперечные горизонтальные брусочки, на которых висели ряды колокольчиков. Другая рука была отставлена, словно в благословении; длинные, узкие пальцы были широко расставлены. Мне она не понравилась. Невольно, хотя я знал, что это всего лишь безжизненный кусок гипса и папье-маше, я вздрогнул, глядя на нее; и мне стало легче, когда мой взгляд успокоился на чем-то другом.

Прямо перед нами, между дверными храмовыми колоннами, виднелся вход в следующую комнату. Дверь была оборудована двумя железными решетчатыми воротами, обильно позолоченными. За ажурным железом висели шторы королевского пурпурного шелка. Мы сели на инкрустированную скамью и уставились на закрытую железную решетку.