Семь видений богатыря Родиполка - Анастасия РУТТ

оберегает, иного люду не пускает, заводит, уводит да запутывает, глаза туманом застилает.

— Науку тебе дам велику, — говорил отец сыну, — мастерство, кудесничество. Чтобы мог ты в любом бою побеждать, да без лука и меча. А как научу, должон ты то умение в себе копить, а мастерство улучшать.

Варта того и не понял, что батюшке его по земельке-то родимой ходить недолго осталось: как даст ту силушку, так и сам пойдет к прародителям.

— Но для силы той, — продолжал кудесник старый, — надобно с самим Верхоглядом-Родом встретиться да имя его назвать. А коль назовешь, то обретешь новую силу, другую. А после я тебя научу, как ею управлять, — говорил Ворисей, идя рядом с Вартою по лесной тропинке. — Ну, вот и дошли. Вот место это, заветное, где с Верхоглядами встретиться можно.

Варта поглядел туда, куда указывал рукой батюшка, но нового ничего не увидал. По кругу высокие, древние, с толстыми стволами — что и руками не обхватишь — деревья росли. Меж деревьями теми, словно замершие Верхогляды-боги, лежали валуны да камни, а вокруг — трава да цветы бело-солнечные. Посередке меж тех деревьев — малый родничок, брусочками обложен давнишними, прародительскими али самими древними кудесниками-волхвами. А от родничка малый ручеек бежит-пробивается, с водою живительною, прохладною. Возле него низкая скамья слажена, на скамье — ковш-ладья. Средь густых крон пробился летний ясный луч света, да прямо в родничок. Вода занежилась под тем лучом, заиграла живыми самоцветами.

Отец радостно воскликнул:

— Вот и Ярило-батюшка поспел! То иди, сынок, к родничку да водицы испей, а я уж в избе тебя дожидаться стану. Да не обидь, коль увидишь кого.

Варта кивнул, не поняв, увидал то батюшка или нет.

Подождав минуту, двинулся к ручью. Ступал медленно босыми ногами по мягкой свежей травушке, словно лебедь по водице плыл. И чудилось ему, что не идет он вовсе, не ступает ноженьками по земельке-матушке, а словно плывет над ней.

Подошел он к водице, поклонился, преклонил одно колено, испросил разрешенья испить. В родничке играла живо вода, светила самоцветами. Понял Варта: разрешил ему ключ напиться своей живительной водицы. Набрал в ладони, испил. Холодная вода, свежая, ободрила его. Вдруг он почуял, что не один. Обернулся. Недалеченько от родника стоял сухонький, маленький, сгорбленный старичок. Был он бос да одет просто, по-народному: белая рубаха без подпояска да штаны светлые. Борода его белая была до самой груди, а власы огненно-красные, до плеч, сильной волной ложилися. Через лоб его алая повязка широкая тянулась, плотно, словно срослась с челом его высоким. Подивился тому Варта, но поклонился старцу. Ведь неведомо, кто под тем образом скрыт. Старец ему улыбнулся доброй улыбкой.

— Небось изморился с дороги-то, уж водицы испей — живительная.

Он взял ковш-ладию, набрал водицы да поднес старику. Тот снова улыбнулся ему, принял ковш, испил.

Глядит Варта, а на лбу у того, на самой ленте знаки золотом зияют. Да не простые те знаки, а Верхоглядовские. Никогда Варта тех знаков не видывал, но вдруг он то уразумел да прочитал слово то Верхоглядовское.

— Арий! — вымолвил он удивленно. И опять поклон совершил: — Славь тебе, великий Арий!

— И тебе славь, сын мой! — ответил ему Верхогляд-Род. По-доброму, но строго, словно сына свого родного поучал.

Тут закружилось все, как в веретене, заблестело, замелькало, заискрилось, залило поляну ту ярким солнечным златым светом. Ветер на него подул сильно, в самую грудь. Да и почудилось ему, что вдохнул тот ветер в него новую силу. Была она могучая, но вместе с тем ласковая и нежная. Огляделся он вокруг: все стало иным, трава вдруг не трава, а словно живое зверьё, трепещет, извивается. А деревья-то, деревья! Жизнь по ним течет, словно сок золотой. А сок тот сама матушка-земелька дает, да все самоцветный, пестрый. Как дойдет тот сок до деревьев, то поначалу к корням — питает их, а после-то по стволу течет, переливается, а там уж и до верхушки доходит. А как дойдет, то дерево, словно людь какой, руки-ветви раскинет да солнцу радуется.

Поглядел он на те деревья давние вокруг себя. Ярко ему стало от тех красок да от той новой жизни, что видел он. Спохватился. Оглянулся. Старика того и след простыл. Словно и не было его здесь да не давал он испить ему. Ковш-ладия так и стоит на лаве. «Кудесничество!» — подумал он про то.

А после на себя глянул. Сила в нем, по жилам его, словно тот сок золотой по деревьям течет, прибывает. Он опять на деревья глянул, но уж будто не на них, а мимо, поверх них, вдаль.

И увидел он вдалеке себя — мужалого, крепкого, сильного, да уже совсем другого мужалого. Власы его курчавые, огненно-красные, по-княжески убраны, до плеч волнами ложатся. А на главе его княжий обруч золотой да в алых самоцветах. И не прост тот обруч был, а самого главного князя. Он-то, будущий, прямо смотрит, не страшась, да все исподлобья, сурово. А сам гордо выхаживает, величаво, в нарядных ало-багряных в золоте одежах, знатно. Ходит он по богатым палатам тем княжеским, да не чужим, а своим, да овсе ему кланяются. Словно он не простой богатырь али кудесник, а сам знатный главный князь, да управляет он не одним Свуяныческим колом да Суздальским краем, а другим большим градом — Кийскою Русью. Увидел он то ясно. Но не стало в духе его смятения али неверия тому, а пришли к нему безмятежность да спокойствие. «Вот что уготовано мне судьбинушкой! Знать, на то сами Верхогляды меня ставят. Супротив них уж идти-то не велено да не ладно.» Исчезло то видение, ушло. Стоял он посеред Непущего леса, на той самой поляне, а рядом — родничок Верхоглядовский.

Возвратился Родиполк в избу кудесников. Батюшка ждал его за столом нарядным, по нем было видно: знает уж про все. И про Верхогляда-Рода, что приходил к нему, Родиполку — Варте, и про говор, что вел с ним, и про видение то странное, что увидел он вдалеке, в своем грядущем. Ничего не сказывал ему батюшка. Да и что тут говор-то вести зазря, все уж ясно. Светло ему стало в духе его, тепло и спокойно, словно про то знал уж давно, что быть ему главным князем. Одно заботило его — чтобы был готов он духом своим к тому в срок свой.

Старый кудесник достал из печи древний кашник с желтою кашей, поставил на стол. Посередке — хлеб теплый малый, рядом лук печеный. Когда ели, Родиполк