Семь видений богатыря Родиполка - Анастасия РУТТ

— Варта кашу хвалил да батюшку благодарил. Дух сына небывалою теплотою залился, он встал да низко поклонился батюшке. У Ветиполоха — Ворисея слезы выступили:

— Не надобно уж того, то пустое.

Варта открылся Ворисею:

— Видел я, батюшка, себя грядущего, словно княже я главный. То когда будет?

Батюшка улыбнулся, уж он все знал:

— Будет то, сынок, будет. То, знать, так Верхогляды решили. На твой спрос видение тебе будет по ноченьке, ты уж радетельным будь. А коль проснешься, то уж свой сон обдумай, каждую тонкость продумай, припомни. Ответ на то будет тебе от самих Верхоглядов.

Варта в ту ночь уснул крепким беззаботным сном. Было, как батюшка ему и предсказывал, видение. Чудное, яркое. Все оно ему поведало про жизнь его последующую.

…Лежали упрямо на той ясной поляне по кругу большие валуны-камни, остряками вверх да все разные. Одни каменища — совсем давнишние, старые, древние, густым темным мхом поросшие, иные недавние — только чуть земелькою припорошённые, а прочие же — совсем чистые, свежие. Лежали они разные, но все серые, грозные. А в круге том, меж камней тех разных, лежали одва камня совсем чудные, отличные от всех. Один из них — могучий, серый, большой, серебром осыпанный, а другой иной — худой, тонкий, но весь в злате горит. А посреди того круга, в самой середине поляны, лежал Упырь — камень старый, землею темной припорошенный, весь мхом покрытый, листьями да ветвями заваленный. Выглядел он грозно, сурово, и другие камни то словно чуяли да лежали не шелохнувшись.

В миг один появились Верхогляды: знатная роженица Жива — с небесным цветом влас да в белом, словно облако, платье; чарующая Мать — сыра земелька, одета, словно поляна нарядная, с руками-ветвями да власами — ветвями ракиты и с цветами плетущимися. Пришел и грозный, в золотых латах богатыря да с длинными власами и чубом, Перун-громовержец. А последней вышла из туману жонка самого Ярила — весна-Макуша с огненными кудрями, как и у самого Родиполка — Варты. Стали Верхогляды расти ввысь да уперлись головами прямо в нежное синее небо, стоят да глядят на те камни с высоты своей.

Поднял Перун свою сильную да мощную руку и направил на тот старый Упырь-камень. Подняла Мать — сыра земелька руки-ветви свои да стала тянуть всю земельку к небу. Задрожала земелька, затрепетало все вокруг, весь лес. Упырь, тот камень, закачался из стороны в сторону, а земелька-то разверзлась, да тот каменище в земельку ушел, быстро, словно его и не было. От того места растрескалась земелька, да и пошла по тому кругу, и те камни разные заходили из стороны в сторону, закачались. Какие-то из них следом за тем каменищем пошли, да все под земельку-матушку спустились. Опустила Мать — сыра земелька руки-ветви, разломы те в земле соединились, срослись. А после Жива — краса-молодица сняла свое алое намысто да бросила его посреди круга. Разорвалось оно, рассыпалось. Да пошли те бусины алые прорастать, да покрыли алым цветом всю поляну ясную. Стали на те места пустые камни, словно цветы да травы, пробиваться, да все они новые, младые, свежие, но все серые. А после весна-Макуша опять подняла руки-ветви свои. Вихрь поднялся, закружился да поднял один камень-валун, что сребром блестел, и поставила его в самой середке того круга. А он — тот камень — врос в земельку ту, да словно там и был. Но прошел миг, и камень тот снова в земельку ушел, скрылся там, в самой глубине ее. И снова Макуша-весна подняла руки свои — поднялася круговерть. И вихрь тот подхватил камень, что золотом обсыпан, да поставил вновь посреди того круга. И пошел от того камня свет ясный золотой. А после стали расти новые камни, да около тех, по овторому кругу да по отретьему. Соединили руки Верхогляды-боги, да лучи от них яркие-разноцветные пошли на камни те да на тот, что посередке был. Засветилась ярким светом поляна вся.

Проснулся Родиполк — Варта. Закрыл глаза, припомнил весь сон дивный. Но не было от того сна-видения страха, смуты. Дух его мирный был, бесстрашный. И словно был тот дух его уж не людским, с горестями да страданиями, со страхом да бедами, а стал он крепок, как Верхоглядовский Дух — ничто его не трогает, а силен он, словно меч стальной булатный. Не подивился он тому, словно знал, что то случится с духом его да с ним самим теперешним али грядущим. Встал он, оделся. Взяв свой меч, вышел из старой избы да хотел пойти на свою любу поляну. Но в думах его образ иной возник — малого озерца, что боялся он доселе. Уж теперь-то он ничего того не боится, ни плавучих девиц горемычных, ни матери своей, что во сне ему Тарою привиделась, да хоть самого быстроногого лешего. Вышел да отправился в самый дальний лес, где уж то озерцо мерцало.

Было оно малым да темным. Верхушки деревьев, что поросли округ, соединялись да не пропускали света яркого на ту водицу. Мерцало оно холодным темным светом, словно то небо ночное осталось в той водице. Свежестью подуло на Родиполка — Варту, силою. Поклонился озерной водице. Скинул меч да одежу свою — да вошел в то озерко. Вода сверкнула темным рудниковым самоцветом, заиграла темно-небесным цветом. Свежая вода ласково приняла его тело. Он, как учил его прародитель Всевласий, сильно, но нежно разгребал ту водицу руками, поплыл. Доплыв до супротивного берега, он, оттолкнувшись, поплыл обратно. «Прощай, матушка, — подумал. — Уж теперь тебе покой будет. Прощай и ты, Мирослава». Вылез, глянул на озеро, оно в ответ темными бездонными глазами смотрела на него Родиполка — Варту. Блеснув ими еще раз, всколыхнулось, притихло, погребая своими темными водами горькие слова младого молодца, богатыря-кудесника.

Оделся да пошел он, как и задумывал, на полянку меж тех деревьев древних. Ранний осенний Авсей сиял прохладою и чистотой. Новый день зарождался проблеском сизо-румяной зорьки, малой нежной Аргуны. Своим ласковым цветом она разрывала серость неба, зарождая собою новую жизнь последующего дня. С этим новым днем он яро почуял свою грядущую иную жизнь княжескую. Желает ли он того? Неведомо ему. Но чует он в духе своем решимость к той другой своей жизни, что ждет всех их, да и его самого. А коль готов он, то уж и возжелает того, когда время-Своярт перетрёт в своем круге жерновском весны, лета, зимы да осени да принесет с собою новую его жизнь.

Одва главных князя сменят друг