Аромат изгнания - Ондин Хайят

шла кругом, повергая меня в яростные бури, нарушавшие равновесие моей души.

28

Через год после нашего переезда в Бейрут я проснулась от знакомой тошноты. Я снова ждала ребенка. Новый камень перегородил мою дорогу, вынудив меня жить в этом чужом теле. Во мне трепетало дыхание, но оно было не мое. Жорж был так счастлив, что я не посмела поделиться с ним своими страхами. Я играла любящую мать, и гордую, такую гордую! Луна мало-помалу приучалась меня ненавидеть, ведь я никогда не была по-настоящему с ней. Она постоянно бросала мне вызовы, наказывая за мое вечное отсутствие. Я знала, что надо сделать, чтобы прорвать плотину, но по-прежнему была неспособна протянуть ей руку и наблюдала, почти заворожено, как убывает моя луна.

Что я могу передать тебе, я, у которой ничего не осталось?

Мой живот стал круглым, как глобус в дедушкином кабинете. Мне вспомнилась маленькая девочка, тычущая пальчиком в глобус: «Смотри, дедушка, я обошла вокруг Земли!»

Я прижимала палец к своему животу.

Я обошла вокруг Земли… Кто ты, еще не родившийся?

Наверно, время все же отчасти притупило боль, потому что девять месяцев я прожила почти спокойно. Крошечное дыхание, трепетавшее во мне, вернуло мне немного жизни. Я стала разговаривать с этим некогда вытоптанным чревом.

Нас двое, кто бы ты ни был.

Однажды утром Луна застала меня согнувшейся пополам в ванной. Она побежала за отцом с криком:

– Мама умирает! Мама умирает!

Меня немедленно отвезли в больницу. Всю дорогу Жорж не выпускал мою руку. Боли скоро стали нестерпимыми. Я кричала.

Почему ты так сильно бьешься у меня в животе? Неужели тебе так не терпится родиться?

Меня привезли в белую палату. Надо мной склонился мужчина.

– Дедушка? Это я, Луиза! – сказала я ему.

Мне сделали укол. Я боролась, чтобы не провалиться в беспамятство.

– Не оставляйте меня одну в темноте!

Я снова увидела чужое лицо, меня обдало зловонным дыханием. Пустая дорога, багровая ночная рубашка. И то же ощущение, будто вдруг промокла.

– Нет, нет! Помогите!

Я узнала Жоржа.

Что он здесь делает?

– Жорж, не позволяй им! Жорж!

Я различила его лицо, искаженное страхом, потом все вновь погрузилось в темноту и тишину. Без сознания я оставалась долго, а когда наконец очнулась, мне почудился плач ребенка. Я увидела Жоржа, сидевшего рядом. Я умерла? Я хотела позвать его, но не смогла издать ни звука. Наверно, он услышал мой безмолвный зов, потому что наконец посмотрел на меня. Бесконечное счастье озарило его лицо.

– Луиза!

Он покрыл мои руки поцелуями.

На земле хоть один человек счастлив знать, что я жива.

Детский плач стал громче. Жорж встал. Я хотела сказать ему, чтобы он не приносил мне этого нового ребенка, я слишком устала, но тут он положил мне на грудь маленькую девочку, такую чистую, такую нежную, что она тотчас завладела моим сердцем. Она открыла глаза и пристально посмотрела на меня. Мне показалось, будто я вижу себя, и я поняла, что дедушка был прав. Я отчетливо услышала его голос: «Любовь никогда не умирает. Она может быть отдана кому-то, но существует сама по себе, независимо от того или той, кому отдана. Смерть – сорная трава, которой зарастает наш сад, и мы должны выпалывать ее, чтобы она не заразила весь сад и не замучила цветы и деревья, роста которых мы терпеливо ждем. Есть время для печали и время для возрождения. Мы – плодородная земля. Если мы будем старательно орошать ее каждый день, она даст прекрасные плоды. Но бывает, что землю бьет град и плоды погибают. Вся трудность тогда в том, чтобы не унывать, дать ей отдохнуть, а потом посеять семена завтрашнего дня». Он оставил мне завещание мудрости, к которому я могла припасть. Я поняла, что он, наверно, следовал за мной все эти годы, несмотря на столько раз испытанное мною чувство брошенности. Это дитя, прижатое к моей груди, затопило все мое существо такой любовью, какой я никогда не чувствовала после событий. В отличие от Луны, родившейся от моих пустынь, которую я так и не смогла полюбить, эта крошка омыла мои иссохшие поля, стирая кровь, пропитавшую мои борозды. Она была второй мной, и я чувствовала, что должна во что бы то ни стало ее защитить. Во мне родилось небо, огромнее всего, что я могла себе вообразить. Около месяца я оставалась в больнице и каждый день любовалась сокровищем, которое извлекли из моей истерзанной плоти. Я решила назвать ее Амброй. Амбра, она так походила на Марию!

С тобой я заново перепишу историю, и пепел наконец развеется.

Ко мне зашла медсестра и осторожно заговорила со мной.

– Мадам, во время родов произошли осложнения. Вы больше не сможете иметь детей.

Какая разница, если у меня есть это дитя? Какая разница, если бездна наконец сомкнулась?

Я вернулась домой с ангелом на руках. Я настаивала, чтобы она спала с нами, но Жорж не уступил. Ночами напролет я смотрела на нее спящую. Ее комната была цвета неба, чтобы Жиль, дедушка и мама могли присматривать за ней. Я готова была благословлять мою бессонницу. Когда она открывала глазки, я не давала ей плакать. Я сразу брала ее на руки, чтобы она чувствовала, как молоко и жизнь тихонько текут в ее горлышко. Потом я садилась рядом с ней и впитывала ее голодным взглядом. Когда ночь мало-помалу светлела и пробуждалась улица, я закрывала глаза, унося в мои сны Амбру, оправленную в любовь.

Жорж каждое утро отводил Луну в школу перед уходом на работу, а я проводила целые дни с Амброй. Мне так нравилось купать ее, одевать, целовать. Я воскресала от ее звонкого смеха. Жорж смастерил мне переноску, и я могла весь день носить ее на груди. Я слышала, как бьется ее сердечко у моего, чувствовала, как бегут ее соки в моих венах. Я всегда наносила на кожу несколько капель лаванды, чтобы она запомнила мамин запах. Так отсутствующие присутствовали – ближе, чем когда-либо. Какими отрадными были эти дни! Одно-единственное существо могло возродить к жизни, и я в изумлении созерцала это чудо.

Луна, которой отчаянно не хватало моей любви, всю ее перенесла на сестру. Я часто заставала ее в комнате Амбры. Она смотрела на нее глазами, полными любви, ласково разговаривала с ней, целовала и нежила. Она всегда оставалась как бы с краю, я по-прежнему была неспособна включить ее в мою радость. Она напоминала мне